Шрифт:
Закладка:
– Но мы доберемся быстрее русской эскадры? – с надеждой в голосе спрашивает Леонид.
Как ни странно, на короткой дистанции он оказался человеком легким и сговорчивым, его присутствие не обременяло. Не устояв перед обаянием Германа, Лера извлекла из сейфа доктора Шадрина смартфон Леонида – смартфоны и мобильные телефоны пациентов арестовывались во избежание искусов, – и теперь он периодически принимался нажимать на кнопочки, радуясь как дитя.
– У тебя морская болезнь? – улыбается Герман. – Поиграй в танчики. Через полчаса будем на месте.
И точно, полчаса спустя они уже стоят возле Заяцкой пристани, прикрытой от моря кладкой из крупных валунов.
Щурясь от ветра, Нора с любопытством оглядывается по сторонам. Знаменитую деревянную церковь можно было различить еще с воды, как и две небольшие возвышенности в центральной части острова. Надо сказать, что возвышались эти возвышенности не очень сильно, однако гордо именовались горами – одна Сигнальная, другая Сопка. Стоящий рядом Герман объясняет, что именно из-за сильного холодного ветра, от которого сейчас у всех троих слезятся глаза, на Зайчиках толком ничего не растет. Попадая сюда, фактически оказываешься в приполярной тундре. Кривые низкорослые лиственные деревья и тощий кустарник сосредоточены в низинах, прибрежная же полоса напрочь лишена растительности. Берег усыпан гигантскими замшелыми валунами, перемежающимися с крошечными песчаными пляжами. Дальше от воды почва и камни покрыты ковром ягодников, мха и травы.
– Эм-м… а где все? – Леонид недоуменно крутит головой. – Мамки с орущими младенцами, девчонки в мини-юбках с фотоаппаратами…
Действительно, вокруг ни души. Более того, туристический маршрут начинается от щита с запретительной надписью. На острове запрещено ходить по земле!
– Большой Заяцкий остров, как и весь Соловецкий архипелаг, внесен в список Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО, – говорит Герман, надевая темные очки, чтобы защитить глаза от ветра. – Здесь никто не живет. И ничья нога не ступает на почву… ну, будем считать, что не ступает… дабы не повредить реликтовую растительность острова. Видите деревянные настилы? Вот по ним ходить разрешено.
– Но мы не туристы, – тут же принимается искать лазейку Леонид.
– Но и не местные жители, – возражает Герман. – В смысле не морские зайцы, которые на самом деле беломорские тюлени, не обычные зайцы, которые тут тоже есть, не лисы и не мыши. Мы пришельцы.
– Здесь никогда не жили люди? – спрашивает Нора.
Ей немного не по себе. Прекрасные пейзажи, да… Та самая красота, враждебная по отношению к человеку. Даже на землю ступать нельзя. Как будто она заколдована.
– В сталинские времена здесь был женский штрафной изолятор, в него попадали главным образом беременные – за половую распущенность. Их заставляли катать валуны, чтобы спровоцировать выкидыш. А на Малый Заяцкий, по свидетельству Солженицина, в 1930 году вывезли без пищи несколько десятков сектанток, и все они умерли от голода.
Нору пробирает дрожь, и она машинально протягивает руку, чтобы дотронуться до Германа. Он протягивает навстречу свою, их пальцы сплетаются.
– Ладно, – вздыхает Леонид, – давай посмотрим на это иначе. Ты наш гид по островам, так? Даже не гид. Ты больше, чем гид. Дух Места, поскольку занимаешься изучением истории Соловецкого архипелага и реставрацией памятников архитектуры. Я хочу сказать, ты не просто пришелец, чужак. Ты участвуешь в жизни этих мест, проникаешь в самую сердцевину. Значит, тебе можно ходить повсюду. А нам вместе с тобой.
– Ах ты, иезуит, – смеется Герман. И указывает на церковь. – Предлагаю начать отсюда.
Стены церкви серебристо-серые, под цвет валунов, разбросанных вокруг. Кровля тоже серая, с буро-коричневым оттенком. На фоне сочной зеленой травы и чистого голубого неба это выглядит феерично.
Бессовестно топча заповедную траву, Герман подходит к срубу и гладит пальцами теплые бревна.
– В архитектуре этой церкви можно видеть черты, характерные и для старинных шатровых церквей, и церквей с кровлей в два или четыре ската. – Голос его звучит так, будто он делает комплименты женщине. – Смотрите, она срублена «в угол» из бревен диаметром от двадцати до двадцати пяти сантиметров, соединенных вплотную, без конопатки. Основной четверик, снабженный маленькими оконцами – раньше они были слюдяными, – перекрыт четырехскатной тесовой кровлей, а над ним в центре – небольшой восьмерик с главкой на высокой шейке. Главка имеет лемеховое покрытие. С восточной стороны к основному кубу присоединен алтарь, а с западной – паперть с крыльцом под двускатной кровлей.
Бросив взгляд в сторону гавани, Нора замечает одиноко стоящий деревянный крест и указывает пальцем.
– Что это? Зачем он там?
– Поклонный крест, их здесь много. Кресты на Русском Севере с давних времен ставились поморами и монахами в ожидании попутного ветра. Да и по другим случаям тоже. По случаю выздоровления ребенка, по случаю возвращения домой моряков…
Сейчас море выглядит на редкость спокойным и есть надежда, что оно пробудет таким еще часа два или три. В случае даже небольшого волнения или штормового предупреждения катер бы не покинул бухту Благополучия.
По всему берегу между больших и малых валунов виднеются полевые цветы и ягель. В ближайшем цветущем кустарнике Нора, присмотревшись, узнает бруснику, нежные бледно-розовые лепестки ее очаровательны.
Пока Герман обсуждает с Леонидом архитектурные традиции того периода, которому принадлежит Андреевская церковь, строительные технологии и прочие умные вещи, Нора присаживается на подходящего размера валун и осматривает землю у себя под ногами. Почву, на которую запрещено ступать. Мысли ее опять и опять возвращаются к этому запрету. Ей кажется, что дело не только в уникальной флоре, которую необходимо сберечь.
Нельзя ступать на землю… туристам нельзя… праздным и любопытным… как будто эта земля…
…да. Как будто эта земля – святая. Почему «как будто»? На ней расположены культовые и погребальные объекты, много объектов. Да весь этот остров – одно сплошное святилище!
Глядя