был временем, когда поверхность была глубиной, у него не было ни того ни другого.

Что касается двух оставшихся и наименее интересных членов группы, Макларен увез Стива Джонса и Пола Кука в Бразилию, записывать их там с Ронни Биггсом, знаменитым грабителем почтовых поездов, бежавшим из Великобритании, чтобы избежать ареста. Лайдон, снова обретший самостоятельность, презирал эту затею, считая ее позорной попыткой героизировать обычного преступника, который напал на машиниста поезда, а затем скрылся с «деньгами рабочего класса».

Через год после смерти Сида Вишеса, в феврале 1980 года, Sex Pistols, к тому моменту состоявший только из Макларена и дизайнера Джейми Рида, ни один из которых не играл в группе, собрал в альбом некоторые неиздававшиеся записи группы и обороты синглов и выпустил его под названием Flogging a Dead Horse. Для обложки Рид сделал коллаж, использовав фотографию модели из самого дешевого агентства, которое смог найти, и тусклые самоклеящиеся буквы из наборов Letraset, из-за чего спереди пластинка выглядела как дешевый альбом легкой музыки. Задняя обложка представляла собой фотографию золотого диска дебютного альбома группы Never Mind the Bollocks, на котором лежало фальшивое пластиковое собачье дерьмо из магазина приколов.

Панк был мертв, но его труп заставляли петь, в то же время посмертно символически оскорбляя его изображение. Менеджеры группы открыто демонстрировали, что пытаются выжать как можно больше денег из продаж альбома, сделанного с минимальными затратами. И лейбл Virgin молодого миллионера Ричарда Брэнсона сознательно занимался зарабатыванием денег на этом циничном жесте.

То, что начиналось как détournement, авангардный мятеж против господствующей культуры, закончилось фарсом. Тем не менее Грейл Маркус настаивал на том, что в панке был утопический аспект и что он изменил мир: «Упорствуя в странном и разрушительном стандарте поведения, панк вдребезги разбил маску на лице доминирующей культуры; самой своей неестественностью панк заставил эту культуру выглядеть как ловушку, результат садомазохистской экономики»[122].

Но панк не разбивал маску доминирующей культуры; это был всего лишь великий нарратив Маркуса. В эпоху постмодерна доминирующая культура отлично приспосабливается к тем вызовам, которые ей бросают. Действительно, ситуационистские пранки Макларена и нигилизм Sex Pistols, возможно, возвестили о наступлении новой эпохи постмодерна, в которой субкультурам было суждено либо уничтожить себя, либо погрузиться в бессмысленный цинизм. В конце концов, — по крайней мере, как утверждает Славой Жижек, — было что-то очень сомнительное, даже антиреволюционное в излюбленных ситуационистами détournement, из которых, пожалуй, самым ярким примером оказались именно Sex Pistols. Нападая на знаковые системы капитала, дистанцируясь от них, писал Жижек, субъект создает фантазию о трансгрессии, которая на самом деле лишь скрывает от него самого его фактическое соучастие в капиталистической эксплуатации[123]. С этой точки зрения Flogging a Dead Horse была постмодернистским признанием неудачи Малкольма Макларена.

То, что постмодернистская восприимчивость добавила к этому символическому убийству субкультурной формы сопротивления, было просто пониманием: все понимали, что посмертная публикация чужого материала была циничным ходом. Производители знали, что потребители циничны; потребители знали, что производители знали, что они циничны, — и так далее, по позорной спирали деградации этого знания. И всё же за этим цинизмом, этим притворством без аффекта, который лежал в основе постмодерна, было подавляемое ощущение, что каждый из них был заложником системы, которую они ненавидели, но не могли изменить.

В 2006 году универмаг Selfridges, в котором Малкольм Макларен вместе с другими ситуационистами устроили набег Санта-Клаусов более чем тремя десятилетиями ранее, провел фестиваль FuturePunk с демонстрацией фильмов, лекциями, выступлениями групп, показами мод и семинарами. Макларен умер в 2010-м. В 2016 году Джо Корре, основатель марки нижнего белья Agent Provocateur, вместе со своей матерью Вивьен Вествуд сжег редкие и музейные артефакты панк-культуры на сумму пять миллионов фунтов стерлингов. Он считал, что панк стал не чем иным, «как брендом вроде Макдоналдса <…>, принадлежащим государству, истеблишменту и корпорациям»[124].

II

Тем не менее в Sex Pistols было нечто большее, чем акционизм в духе Манифеста ситуационизма. Их успех отчасти был связан с катастрофическим экономическим положением Британии в середине 1970-х, следствием которого также стал приход к власти в 1979 году Консервативной партии с Маргарет Тэтчер во главе. Sex Pistols были не просто субкультурным феноменом, но симптомом более глубокого недуга. С точки зрения еще одного панка из этой главы, Жана-Франсуа Лиотара, великий нарратив о кейнсианском управлении спросом и государственном вмешательстве для обеспечения полной занятости, на котором держался консенсус общества в развитых индустриальных странах Западной Европы и Северной Америки, выглядел намного менее убедительным, чем когда-либо ранее.

Сломанные шестерни посыпались из коробки передач британской экономики несколькими годами ранее, при консервативной администрации Эдварда Хита, когда шахтеры объявили забастовку из-за того, что их заработная плата не поспевает за инфляцией, которая, в свою очередь, резко выросла из-за действий ОПЕК, в четыре раза повысивших мировые цены на нефть. Последствия этой забастовки оказались катастрофическими: Хит посчитал, что в текущих условиях правительство вынужденно объявить чрезвычайное положение и обязать промышленность перейти на трехдневную неделю в целях экономии электроэнергии. На парламентские выборы 1974 года Хит, чтобы заручиться общественной поддержкой своей позиции сопротивления требованиям уступить забастовщикам, решил идти под лозунгом, ставящим перед избирателями вопросом ребром: «Кто правит Великобританией?»

Риторика оказалась выстрелом себе в ногу: консерваторы проиграли; однако, когда Лейбористская партия под руководством Гарольда Вильсона сформировала правительство, оно оказалась в тяжелом финансовом положении. Отчасти это произошло потому, что, согласившись удовлетворить требования горняков, Британия оказалась не способна оплачивать выставленные ими счета. Это усугубило экономический кризис, с которым Британия уже столкнулась. В результате резко выросла безработица и стало очевидно, что послевоенный золотой век экономического бума и полной занятости закончился. Разочарование и политикой правительства, и проверенными веками подходами к экономике, особенно среди молодежи, росло так же быстро, как инфляция и безработица — или, как называли это новое сочетание спада в экономике с ростом цен, стагфляция.

Кризис заставил канцлера казначейства Дениса Хили обратиться в Международный валютный фонд за многомиллиардной ссудой, что было отчаянным, даже унизительным шагом в глазах патриотически настроенных британцев, поскольку они полагали, что Великобритания не относится к тем банановым республикам, которые обычно со шляпой в руках шли на поклон в МВФ. Условием кредита было введение режима жесткой экономии, что привело к спирали резкого роста безработицы. В июле 1973 года не имели работы 27 000 молодых людей в возрасте до восемнадцати лет. В январе 1977 года эта цифра составляла 122 000 — рост на 353 %[125]. К тому времени, когда God Save the Queen попал в чарты, 6 % британцев