— Я вижу её, — пан или пропал. Оуэн отставил кружку. — Ту девчонку, которую мы…

— …убили, — закончил Майлз. — Я тоже её вижу.

Оуэн вздрогнул.

Помня реакцию Дилана и Гаррета, он предполагал, что Майлз тоже не захочет говорить о прошлом. Он бы и сам не захотел, если бы не весь трэш, что происходил у него в голове.

Просто хотелось поговорить об этом с кем-то. Не мог же он рассказать Белле? Оуэн даже не мог представить её реакцию. Не мог и не хотел думать, что она уйдет, сдаст его полиции, сдаст их всех — разве любой адекватный человек не поступил бы именно так? Оуэн и сам бы позвонил в полицию, если бы узнал о преступлении.

Только вот два года назад он так не поступил, потому что дело касалось не кого-то там, не какого-то человека, которого он даже не знал, а его самого и его друзей. Самых близких людей, с которыми он дружил, сколько себя помнил. Моральные принципы отправляются к черту, если полыхать начинает в непосредственной близости от твоей собственной задницы. Оуэн не гордился своим поступком, но теперь за него и расплачивался.

— Думал, у меня крыша поехала, — усмехнулся Майлз. — Сначала просто снилась. Я полагал, у меня просто стресс, запоздалые воспоминания. Я два года себя уговаривал, что она сама была виновата. Если бы согласилась сразу, ничего бы и не случилось. Но стресс это или нет, а я теперь её и наяву вижу. Если брошу аддералл — снова начнутся кошмары. Не брошу — двухчасового сна надолго не хватит. Я понятия не имею, что делать, а голову прятать в песок, как Гаррет, больше не хочу.

Оуэн прекрасно его понимал.

В то лето ему стоило огромных усилий затолкать воспоминания куда-то глубоко в недра собственной памяти, запереть их там на ключ и оставить. Ещё больших усилий стоило убедить себя, что они этого не хотели. Что всё случилось так, как случилось, лишь по трагическому совпадению. Индеанок в Солт-Лейк-Сити особенно и за людей не считали — это впитывалось с воздухом, с родительскими едва заметными брезгливыми взглядами, со школьными уроками истории, восхваляющими отцов-основателей и победы в войнах с «краснокожими». И с детской первобытной жестокостью, которая клеймила тех, кто отличался.

Оуэн думал, что и до сих пор не избавился от привычки «клеймить» других людей и подбирать себе круг общения из «подходящих». Зато научился это скрывать.

— Я говорил с Гарретом и Диланом. Оба отрицают, что происходит что-то странное. Дилан посоветовал мне валиум, — Оуэн хмыкнул. — Не очень-то он помогает.

Какого же Дьявола их так переклинило через два года? В какой момент психика решила, что с неё хватит, и залатывать дыры, делая вид, что в их прошлом не было гнили, она больше не может?

Смерть индейской девчонки разъедала, как пятно кислоты.

— Ну, Гаррет разбил мне рожу, когда я заговорил про ту девку, — пожал плечами Майлз. — Я ему тоже разбил рожу, но ничего не добился.

У Оуэна в груди мерзко и болезненно заныло.

Значит, всё же соврал, а теперь ложь вырвалась наружу.

Он давно чувствовал, как трещит по швам их дружба, но сейчас он это понял особенно отчетливо. Если Гаррет и Майлз действительно подрались и набили друг другу морды, значит, всё заходит слишком далеко.

Он сморгнул влагу с ресниц. Парни не плачут, ага? Только вот ему было до боли жаль дружбы, развалившейся ещё в ту июньскую ночь, когда темный мешок со страшным грузом опустился на дно озера.

— Не думаю, что, даже если мы вдвоем пойдем в полицию, это изменит хоть что-то, — Оуэн проглотил остывающий кофе одним глотком и едва не закашлялся.

— Если мы пойдем в полицию, мы отправимся в какую-нибудь «Аттику» или «Брайдуэлл», а там не любят насильников, — Майлз потер глаза ладонями. — Причем отправимся вдвоем, потому что Гаррет и Дилан будут стоять на своем, наймут лучших адвокатов, а у нас не будет доказательств. Даже какой-нибудь сраной видеозаписи. Это не выход, чувак. Вообще.

Оуэн и сам это понимал. Он представлял, какой удар его признание нанесёт репутации отца. С каким удовольствием его враги, которых прокурор Грин нажил за последние годы немало, вгрызутся в его провал. И он понимал, что не может так подставить отца.

Хотя он уже и так его подставил, просто об этом никто не знал.

— А что — выход? — спросил он. — Чувство вины и эти чертовы глюки нас доконают.

Майлз покачал головой.

— Если бы я знал.

Они будто стояли в тупике и пялились в кирпичную стену, высотой уходящую в самое небо. Повернуть назад уже было нельзя, а перелезть или найти лазейку — практически невозможно, и от этого фантомно горчило на языке. Но Оуэн был рад уже тому, что в этом дерьме он больше не один.

Глава двенадцатая

Оуэн вернулся домой под утро. Белла сделала вид, что спит, хотя не спала за ночь ни минуты. Она слушала, как Оуэн разделся и скинул джинсы прямо на пол, как зашумела в душе вода, и ей хотелось швырнуть чем-то тяжелым ему в спину. Где он, черт возьми, вообще был?!

Дурные мысли приходили в голову сами собой, как бы она ни гнала их прочь.

Оуэн заснул почти сразу, как только его голова коснулась подушки. Белла сухо шмыгнула распухшим от слёз носом и перевернулась на спину, уставившись в потолок.

Быть может, Линда была права.

Быть может, ей нужно отвлечься? Не завести кого-то на стороне, ни за что, но… просто пофлиртовать с кем-то, заставить Оуэна злиться и ревновать? Сделать так, чтобы он увидел: Белла интересует других парней, на нём мир не зациклился.

Белла не могла представить, что изменяет Оуэну. Это казалось чем-то настолько неправильным, что даже сводило живот. Она в принципе не могла представить, что изменяет человеку, которого сама выбрала — всякие фантазии и эротические сны о знаменитостях не в счёт. Но что-то внутри, какой-то мерзкий, тоненький голос, противный, как москитный писк, зудел и зудел.

«Не можешь представить? Буквально несколько дней назад, в том пабе, ты напилась в такой хлам, что трахнулась бы с тем парнем, что пялился на тебя, если бы он предложил»

Она крепко зажмурилась.

«Это неправда. Я бы никогда так не поступила»