всю жизнь? Я смогу? Я впервые задумалась о будущем. Чем-то же все отношения заканчиваются. Любовь – разрывом или браком… Да, мы любим друг друга. И что? Мы можем встречаться годами, но потом это все равно во что-то выльется… А я сегодня струсила. Нужно называть вещи своими именами. Сбежала.

Теперь мне было не только страшно, но и стыдно. И я волновалась: а как мы завтра встретимся? Но мы не встретились. Утром я опоздала на пары, а после первой пары узнала, что Андрей не пришел. Еле дождавшись окончания занятий, поехала к нему. Мне никто не открыл, а телефон Андрея не отвечал.

Куда он мог деться, я даже представить не могла. Оставалось только ждать в подъезде, а потом ехать домой и постоянно пытаться ему дозвониться. Дура, зачем я вчера ушла?..

Он

Я начал пить таблетки, и все стало налаживаться. Напрасно я забыл про их основное действие – ты перестаешь дергаться и тревожиться. Сначала я стал меньше беспокоиться о том, что Катя от меня может уйти или что ей кто-то больше понравится, а потом совсем перестал об этом думать. Я позвонил маме насчет очередной встречи. Хоть она и видела нас с Катей на показе, но почему-то я привычно позвал ее в кафе. А она сказала, что у Водовозова умер отец и послезавтра похороны. И я подумал: это тот случай, когда я мог бы показать Кате, что я нормальный. Могу спокойно общаться хоть с Водовозом, хоть со своими родителями, и никаких страхов у меня нет. В дни перед похоронами я увеличил дозу – пил не потри таблетки, как в больнице, а по шесть. Это вызвало странный эффект. Мир перестал быть живым и непредсказуемым. Все стало напоминать макеты. Например, макет преподавателя с одной функцией – вести занятие. Одногруппники имели функцию сидеть рядом и учиться, отец был создан для того, чтобы я мог попросить у него работу. Теперь я жил в этом странном картонном мире. Последний пакетик травы я сунул в карман, но постоянно забывал с ним что-то сделать. То ли все-таки сходить в общагу и продать, то ли выбросить в ближайшую урну. Пожалуй, среди всего этого царства фанеры и картона живой для меня оставалась только Катя. Но и она теперь была предсказуема и проста. Она меня любит, а я люблю ее. Это наша функция. На похоронах мне хотелось спать. Все вокруг воспринималось отстраненно, как будто я не знал всех этих людей. А человек, у которого я прошу работу, вообще не мой отец, а кто-то посторонний. И даже фото Даньки на памятнике не имело к моей жизни почти никакого отношения. Когда-то мы дружили, да. А теперь его нет. Из вертикального макета стал горизонтальным. Бывает.

Дома я заснул, а когда проснулся, понял, что у меня закончились таблетки. Это было понятно уже на днях – что кончатся. Но как только я глотал очередную, забывал, что нужно поехать в аптеку. А теперь стоял с пустой пачкой в руках и пытался вспомнить, где именно мне их продали. Не вспомнил. Точнее, вспомнил станцию метро, на которой вышел, когда покупал. Но где конкретно – это вопрос. В прошлый раз я обошел в том районе несколько аптек…

Можно было поехать туда утром, но я знал, что подобные препараты резко не отменяют, тем более с такой дозы. Я снова мог стать неадекватным, и похуже, чем был. Это мне было ни к чему. Поэтому я поехал вечером. Отметив, что не помню, когда ушла Катя. Ведь она была у меня дома. Ну да неважно, завтра увидимся.

По дороге у меня закружилась голова и начало подташнивать. Наверное, я все-таки перестарался с этими таблетками, нужно было остановиться на трех или хотя бы на четырех в день. Но главное – жизнь наладилась. Меня ничто не злит и не возмущает. Если так будет и дальше, это просто замечательно. Для Кати и для меня тоже.

В первой аптеке меня отправили за рецептом, а из второй я выйти не успел. Когда оказался внутри, то вспомнил, да: это было здесь. Я был в этом почти уверен. Мне сказали, что нужен рецепт, я удивился и начал доказывать, что в прошлый раз продали просто так. У меня, конечно, не феноменальная память, но и галлюцинаций нет и я помню…

Потом в аптеке откуда-то появились двое в форме и потребовали закатать рукава. Патруль, ловят наркоманов. Чистые вены их почему-то не убедили, и один велел, чтобы я достал всё из карманов. Я попытался проигнорировать это и уйти, но ничего не получилось. Им залезть в карманы ничего не стоит, это простым гражданам нельзя.

Когда они нашли пакет с травой, я ничего не понял. Разве я не вытащил его и не оставил дома? Но, в общем, это не испугало. Ну задержали, ну с травой. Но там мало. Отпустят. Меня больше волновало, что таблетки мне не продали и что в голове все сильней плыло.

А в отделении началась какая-то ерунда. Я все не так представлял, я думал, что меня привезут, взвесят этот пакет, составят себе какую-нибудь бумажку, ну выматерят, пусть даже стукнут пару раз, может быть, будут настаивать, чтобы я сказал, где это взял… И тут же отпустят. Но меня не отпустили. Отобрали телефон, а меня засунули в клетку, где уже сидели три мужика. Я не понимал зачем, за что и что будет дальше.

А дальше меня повели в кабинет, к менту, от которого жутко несло куревом, и тот заявил, что чуть раньше около этой самой аптеки какой-то наркоман отобрал у женщины сумку. И что я подхожу по приметам и мне сейчас надо доказать, что в это время я был не там. Я сказал, что в это время был дома. Правда, никто не мог этого подтвердить, ведь Катя уже ушла. Но, во-первых, я не наркоман, а во-вторых, зачем мне что-то у кого-то отбирать…

– Слушай, я тебе честно скажу, – и он почему-то улыбнулся, – доказать, что это ты, элементарно. Но если я это докажу, я не поленюсь еще что-нибудь для тебя найти, сядешь надолго, а если сам напишешь, мол, раскаиваюсь и все такое, то срок будет намного меньше. Если вообще будет. Понимаешь?

Потом он внимательней на меня посмотрел.

– Ты писать, надеюсь, умеешь?

Я кивнул.

– Ну вот. Ты же у нас первый раз, правильно? Несудимый… Подумаешь, сумку выдернул… У нас