Шрифт:
Закладка:
Церковное священноначалие ставило своей задачей «содействовать укреплению православной веры в русском народе, всячески способствовать восстановлению в прежнем благолепии православных святынь, распространять просвещение в духе христианской веры и исконных русских начал, всеми мерами содействовать к устроению народной жизни в мире и взаимной любви русских людей между собой»[227].
Одновременно «Высшее церковное управление» озадачилось возрождением церковного образования. В сентябре 1920 года оно обратилось к председателю Правительства Крыма А.В. Кривошеину с просьбой помочь в возрождении церковно-приходских школ[228]. Одновременно предполагалось открыть бесплатные богословские курсы для населения Крыма. Вынашивался и проект организации Высшей духовной школы, но он не был реализован. А вот штаты епархиальной женской гимназии, духовной семинарии и духовного училища правительство Крыма утвердило в середине октября 1920 года[229].
Все православные праздники 1920 года, несмотря на военное время, с особой торжественностью отмечались в Крыму, а на главные праздники – Пасху, Троицу, Петра и Павла, Успение Богородицы, Покров и другие – церковь отпускала «продукты натурой всем служащим в войсках, управлениях и учреждениях».
Новым в традиционной деятельности церкви крымского периода было введение так называемых «дней траура и молитвенной памяти убиенных и в смуте погибших». Такими днями в 1920 году были объявлены 12, 13 и 14 сентября, когда церковь провозгласила всеобщий трехдневный пост с запрещением в эти дни всяких публичных зрелищ и увеселений. В церквях Крымского полуострова все три дня совершались богослужения с торжественным оглашением с амвона пастырского послания «Высшего церковного совета» «ко всем верным чадам святой православной церкви», составленного выдающимся философом и теологом С.Н. Булгаковым (1871–1944). В послании говорилось: «О, сколь плачевен ныне удел наш! Умален и отвержен пред миром народ русский – позорище, посмеяние и устранение перед лицом всех народов. Кровавые тучи сгустились над стонущей землей; глад, мор неистовствуют по градам и весям; черная печаль томит сердце; при жизни вкушаем мы горькую смерть. Где лава недавняя? Где былая сила? Где держава великая, православная твердыня? Растерзанная на части, она томится под игом неверных, глумящихся над миром православным… Многими тяжкими грехами осквернился народ наш в недобрые годины мятежного лихолетия и смуты… Первый великий грех русского народа в скорбные дни есть богоотступничество многих, ослабление духа ревности в вере, молитве, благочестии… Русский народ должен разрушить это царство зверя и восстановить православное царство под водительством Церкви Христовой…
Второй великий грех русского народа тот, что им овладел дух мятежного своеволия и бунта… Третий великий грех русского народа есть братоненавистничество, богопротивная и злобная партийность, дух разделения и раскола, которым обессилена и изнемогает русская земля. Давно уже силы тьмы проповедуют вражду сословий и партий как единственное начало жизни, как основу общественного строительства. Каждый ищет только своего, и забывается общая Родина, народ русский, держава его. Да будет извергнут сей яд духовный, пусть русские люди станут дружно, как один, за общую веру и за единое отечество. Четвертый великий грех русского народа есть служение мамоне, поклонение золотому тельцу. Народ обманут учением безбожным, что одним хлебом живёт человек, одной себялюбивой корыстью может направляться вся жизнь его…»[230].
Малопонятный церковный стиль послания, больше подходил для мирного времени, а тем более не для развращенных многолетней гражданской войной толп красноармейцев. Им ближе и понятней был призыв большевиков: «грабь награбленное», «весь мир насилья мы разрушим до основанья…», «бей контру белопогонную», «раздавите гадину» (т. е. церковь) и другое.
Да и в среде крымского белого воинства эти призывы не встретили должного понимания и далеко не все воины в эти лютые дни войны, озлобленные до последнего предела, готовы были соблюдать предписание церковной власти о покаянии и примирении. «Покаянные, или «постные», дни опять-таки ничего, кроме смеха, не возбудили на фронте. Мы, штабные, встретили их с озлоблением, – писал начальник военно-судной части Донского корпуса полковник И.М. Калинин. – …В Евпатории врангелевский комендант ген. Ларионов игнорировал «постные» дни, разрешив устройство музыкальных вечером. На бульваре играл оркестр, в ресторанах шло шумное веселье. Каялся ли кто-нибудь здесь, и постился ли, так и осталось под знаком вопроса. Военная прокуратура пыталась даже возбудить уголовное преследование против старика-коменданта, столь непочтительно относившегося к голосу церкви»[231].
С экстравагантным предложением обратился в «Высший церковный совет» небезызвестный протоиерей-монархист Владимир Востоков. Он предлагал крымскому населению «взять Святой Крест и хоругви и дружным нравственным воинством двинуться к фронту, впитывая в свои ряды всех верующих в спасение России силою Животворящего Креста Господня. На фронте обратиться к красноармейцам с призывом влиться в ряды нашего шествия на поклонение родным, но поруганным от сатанистов святыням Киева, Москвы и других мест»[232]. Выступая на севастопольских улицах и храмах, протоиерей фанатично верил, что «увидев это священное шествие, красноармейцы, благочестивые русские крестьяне, благоговейно снимут шапки, вонзят штыки в землю и падут ниц перед святыми иконами. Не пролитием крови сокрушится богоненавистная власть, а силою Креста Господня»[233].
Бредовая и опасная затея эта, «от которой веяло затхлостью средних веков», не нашла поддержки ни у генерала Врангеля, ни у «Высшего церковного совета». «Согласиться с мыслью о. Востокова, это значит согласиться испытать Господа Бога, требовать от него чуда, – заявили через печать церковные иерархи. – Но ведь пути Господни неисповедимы. А вдруг чуда не совершится, вдруг красноармейцы перестреляют весь крестный ход? Какой тогда будет соблазн для верующих. Слов нет, отец Востоков очень достойный пастырь, но он слишком горяч, слишком экзальтированный человек и слишком далеко уходит от реальной жизни»[234].
14 сентября протоиерей Востоков, вместо дальнего и явно опасного крестного хода к красноармейцам в Северную Таврию, устроил крестный ход на Графской пристани Севастополя, зачитав в заключение пастырское послание крымских иерархов, в котором говорилось: «Почему наша Святая Русь корчится в муках голода, залита кровью, озарена пламенем пожаров и все русские люди достигли общего равенства лишь по части одной нищеты? Потому что русский народ восстал против богоустановленной, веками освященной власти, сверг и убил Помазанника Господня. В этом преступлении повинны и мы, ибо в свое время не встали грудью на защиту Божьего избранника, а теперь несем наказание. Покаемся же в этом страшном грехе и помолимся о том, чтобы Вседержитель просветлил наши мысли, чтобы соединил весь русский народ воедино и чтобы скорее снова вручил руководство русским народом