— Потому, что вы еще очень маленькая, Джульетта.

— Не такая уж и маленькая, — обиженно возразила она.

— А я уже старый, много повидавший на свете крокодил.

— Никакой вы не крокодил! С чего вы взяли?

Чему суждено было случиться, то и случилось — Джульетта стала часто бывать в тихом уютном доме Рихарда на улице Нагадзакамати, тридцать, — и потом никогда об этом не жалела.

Хотя много позже, почти тридцать лет спустя, отвечая на вопрос корреспондента одной толстой газеты о Зорге, наморщила недоуменно лоб: «Зорге? С трудом припоминаю. Я, кажется, играла с ним. В теннис. Только в теннис. По вечерам? Ах да, кажется, встречалась и по вечерам. Но так, из девичьего любопытства. Это был яркий мужчина, красавчик. Было интересно взглянуть и понять, в чем же знаменитые его в Токио чары. Встречался ли с ним отец? Не знаю, хотя почему бы и нет? Хотя между немцем и англичанином разговор мог быть не самым лучшим и легким. Но все-таки могу сказать главное, что запомнилось: он в теннис играл лучше других, по крайней мере лучше меня. — Тут бывшая мисс Пиготт на мгновение умолкла, глянула на корреспондента глазами, чуть притуманенными воспоминаниями, и добавила тихо: — Я от него многому научилась».

Отец Джульетты, человек наблюдательный, знал о японской армии очень много, у него имелись свои источники информации, весьма «квалифицированные», как сказали бы сейчас, а тогда говорили «надежные», способные за сотню иен выведать тайну — какого цвета кальсоны носит военный министр в зимнюю пору и могут ли японские танки плавать, поэтому Зорге охотно общался с генералом и каждый раз узнавал что-нибудь новое.

И все равно своими знаниями Зорге перекрывал Пиготта — о новинках он, например, узнавал раньше генерала и иногда делился с ним информацией.

И об оперативных секретах, связанных, допустим, с Квантунской армией, узнавал раньше, и о том, какие перестановки затеваются в японских частях, чем будут заниматься силовики, и какой курс поведет правительство в ближайшее время — все это Рихард узнавал раньше. Возможностей у него было больше, чем у представителя английской разведки генерал-майора Пиготта.

О том, что Зорге и Джульетта стали близки, папаша, конечно, догадывался, но всякий раз при встрече с Рихардом делал вид наивного агнца — так ему было удобно. И Зорге было удобно.

Немецкий военный журнал «Вермахт» попросил Зорге написать статью о японской армии — насколько она сильна, современна, победоносна и вообще, надежный ли союзник — островное государство, выспренно именуемое Страной восходящего солнца?

Из Берлина пришло соответственное письмо, Рихард прочитал его и, не скрывая удовлетворения, явился с ним прямо к начальнику центрального управления военного министерства генералу Муто. Тот расплылся в довольной улыбке.

— Приятно, когда братья по оружию интересуются нами, — и дал указание познакомить «господина корреспондента Зорге» со всем, «что есть в японской армии». — Секретов не делать, — приказал он, — от братьев у нас вообще нет секретов!

В результате Зорге узнал, что танковый парк японской армии увеличен в одиннадцать раз, артиллерийский — в четыре раза, самолетов стало больше почти втрое: раньше императорская армия имела сто восемьдесят машин, сейчас — пятьсот.

— И все это благодаря помощи братской Германии, — сказал в заключительной беседе генерал Муто, картинно поклонился Зорге: Рихард был для него представителем страны-благодетеля.

Зорге также картинно поклонился в ответ.

Но это было еще не все. Квантунская армия, вставшая стеной у советской границы и угрожающе бряцавшая ныне оружием, была увеличена в пять с лишим раз.

Было над чем задуматься.

Через некоторое время в «Вермахте» появилась статья Рихарда Зорге «Японская армия: от самураев к танковым войскам». Статья эта была встречена в Токио более чем одобрительно и очень укрепила позиции Рихарда.

Подробные сведения о том, что увидел Зорге в японских частях и как проходили маневры Квантунской армии около нашей границы, на которых он побывал, легли на стол руководителя Разведуправления РККА.

Работа продолжалась.

— Ну и как впечатления? — спросил генерал Пиготт у Зорге, когда тот вернулся из Маньчжурии, неторопливо раскурил трубку и приготовился слушать рассказ о новостях в рядах потомков самураев, находившихся в штате Квантунской армии. — Что заметило ваше острое журналистское око?

— Око заметило много чего любопытного.

— А именно, Рихард?

— В Маньчжурии японцев ныне в несколько раз больше, чем маньчжуров. Куда ни ткнись — всюду японцы в мятой военной форме, под каждым кустом.

Зорге не скрывал от генерала Пиготта почти ничего, — знал, что генерал ответит тем же самым, и разговоры их, в противовес суждениям Джульетты, были взаимно дружелюбными и легкими. Польза от этих встреч была обоюдная, результаты же, как правило, оказывались в Москве, на столе комкора Урицкого.

Клаузен показывал чудеса мастерства — наверное, не было в мире другого такого радиста, который работал бы столь интенсивно. Почерк Макса, скорость передачи, манеру стучать ключом хорошо знали и в «Мюнхене» (Москве), и в «Висбадене» (Владивостоке), и в Токио, фиксировали каждую передачу, ну а дальше те, кому на стол ложились листы со столбиками цифр, действовали по-разному: одни делали одно, другие — другое.

Полковник Осаки все чаще и чаще хватался за сердце и тяжело серел лицом, комкор Урицкий, довольно покачивая головой, отправлял донесения Рамзая наверх, к руководству Генерального штаба, а оттуда бумаги уже шли к самому Сталину.

В наследство от Бернхарда Клаузену досталась неуклюжая запыленная машина внушительных размеров — этакий локомобиль с трубой, используемый на тяжелых сельскохозяйственных работах. И если на этом локомобиле можно было еще как-то стучать ключом, то прятать его было просто невозможно: куда ни засунь, наружу обязательно высовывается закопченная труба.

Совсем другое дело — передатчик, собранный самим Максом, с ним даже Аня справлялась без особых трудностей… Поскольку за Максом, как за солидным человеком, часто ведущим деловые переговоры, сохранялся номер в отеле, то локомобиль Бернхарда находился там, упакованный в солидный чемодан, украшенный цветными наклейками. Чемодан этот уже несколько месяцев пылился под кроватью, к нему даже уборщицы не прикасались — так велел хозяин…

— Что делать с рацией Бернхарда — ума не приложу, — пожаловался Клаузен шефу.

— Она тебе нужна, рация эта, Макс?

— Примерно так же, как кенгуру лошадиный хомут.

— Уничтожь ее.

— Даешь на это «добро»? Имущество же!

— Даю «добро».

— Фу-у-у, — облегченно выдохнул Макс, — готов по этому поводу заказать в соборе мессу.

— Мессу не надо, а вот виски или коньяк можешь выставить.

— Могу и то и другое, Рихард. Но если настаиваешь на чем-то одном, то что предпочтешь: коньяк или виски?

— И водку тоже.

Клаузен засмеялся, широкое добродушное лицо его сделалось круглым, как у ребенка.

— Осилим и водку. По рукам!

Ударили по рукам.