Шрифт:
Закладка:
Эти занятия дали миссионеру ключ к обширному хранилищу древних и эзотерических знаний. Вскоре доктор Харкер поразился богатству манускриптов, хранившихся в обширных подземных библиотеках этого монастыря. Может, это были и языческие предания, но он не был таким грубияном, чтобы насмехаться над мудростью древней цивилизации, когда его собственные предки ещё ютились в пещерах. Кое-что из того, что он читал, свидетельствовало о довольно близком родстве с некоторыми индуистско-буддийскими доктринами, ставшими тогда более известными на Западе благодаря серии переводов Макса Мюллера «Священные Книги Востока». Другие манускрипты проводили удивительные параллели со знакомыми Харкеру доктринами и заповедями его собственной веры.
10
Наступил переломный момент, забрезжил рассвет, когда ему, наконец, подарили очень древний пергамент, который, по мере того как расширившиеся глаза Харкера расшифровывали строчку за строчкой, оказался описанием ученичества Иисуса из Назарета среди адептов Ленга. Здесь, казалось бы, находился ответ на давнюю загадку «потерянных», лет Иисуса между его юностью и Крещением в Иордане. Всё, что до сих пор знал ошеломлённый Харкер, каким бы невероятным оно ни казалось, не касалось его лично. Это… это ударило в самое сердце его веры.
Но было ли это угрозой его вере? Или дополнением? Возможно ли, что он стоит на пороге открытия нового или давно забытого толкования Евангелия? Может быть, поэтому его так странно тянуло к практически неизвестной границе Ленга? Проповедовал ли он Евангелие этим людям? Или они проповедовали ему? Харкеру не потребовалось много времени, чтобы понять, что судьба предоставила ему уникальную возможность учиться, и что лучше всего воспользоваться ею.
Монахи принесли ему ещё свитки, ещё писания, которые он проглотил, испытывая новый духовный голод. Он постиг «Упа-Пураны», почти без усилий, и «Чёрная Сутра», легендарного аватара У Пао открыла ему свои секреты. «Книга изречений Цянга Самдупа», больше не оставалась для него безмолвной.
На протяжении многих лет ему лишь изредка удавалось мельком увидеть закутанную в саван фигуру, которую он принял за настоятеля этого таинственного братства. Харкер никогда не слышал ни слова от этого почти аморфного персонажа. Казалось, что тот проводил большую часть своего времени в мистическом созерцании. Затем однажды Брат Энос (как он сам себя называл) вздрогнул, услышав дрожащий удар большого гонга, разнесшийся по низким замшелым стенам монастыря. Он знал, что, должно быть, произошло что-то важное, и ожидал, что один из братьев придет к нему в келью, чтобы сообщить ему о произошедшем. И всё же с нарастающей тревогой, граничащей с паникой, он пробудился от резкого воя костяной трубы, призывавшей его в полночь присоединиться к братьям для процессии по незнакомым коридорам и пандусам, ведущим в тёмную часть огромного комплекса, похожего на улей, о полной протяженности которого он никогда не подозревал.
Масляные лампы покоились в нишах вдоль залов, почти не давая освещения, хотя, возможно, этого было достаточно для глаз, давно привыкших к хождению по ночам. Монахи продолжали тихое пение на каком-то языке, что казался Харкеру чуждым даже после всех его занятий. После того, как многое из этого произошло, группа, насчитывавшая около дюжины человек, вошла в зал, потолок в котором находился намного выше, чем в любом другом помещении, что видел Харкер. Посередине зала стоял широкий деревянный стол, окружённый свечами. В центре стола виднелась покрытая вуалью куча неправильных очертаний. Харкер удивился тому, что старый настоятель не председательствует на том, что всё больше и больше походило на священный пир. Потом он понял, что скрывает шёлковая вуаль. Иерофант в маске закончил свои дела в этом воплощении.
Что будет с ними дальше? Какова была природа этой церемонии? Был ли это простой мемориал, созданный для того, чтобы ускорить отправку души покойного ламы к его следующему воплощению? Или это каким-то образом решит вопрос о престолонаследии? Миссионеру пришлось ждать и наблюдать.
Одна из сгорбленных фигур в капюшоне держала книгу, раскрытые страницы которой затеняли её распростёртые руки. Зазвучала новая песня, на этот раз на более привычном языке Тибета.
— Лети, лети, о Благороднорождённый, из этого глиняного дома, и ты узришь Обсидиановую Ночь! Пасть Хаоса! Из него ты пришёл; стремись же к нему! Знай, что это Пустота твоего внутреннего «Я»! Обходи опасные склоны Сумеру и ищи врата Саркоманда. Избегай восхитительных зрелищ Старших Божеств и познай себя как одного из Гневных Божеств.
Харкер начал понимать, что это — адская пародия на печально известное «Бардо Тодол», тибетскую «Книгу Мёртвых».
Наконец наступила тишина. Жрец отложил книгу и вознёс над своей головой покрытое ржавчиной лезвие церемониального ножа длиной в фут. Другие подняли кусок шелковой ткани, и жрец начал резать и кромсать то, что лежало на столе. Энос Харкер всё больше приходил в ужас, чувствуя, что сейчас произойдёт, но был не в силах даже думать об этом.
Рука в перчатке протянула ему дрожащую гниющую плоть, пробормотав несколько слов. Невольно разум Харкера подсказал ему евангельские слова: «Это моё тело; возьми, ешь». Он так и сделал. Это казалось неизбежным, и миссионер даже стыдился своих сомнений, думая об Отце Аврааме, повинующемся Божьему повелению убить своего первенца.
(Когда мой работодатель рассказывал об этих шокирующих событиях, я не мог не вспомнить, как он ранее потребовал, чтобы я добыл для него отвратительный отрывок из «Некрономикона», касающийся «культа некрофагов из Ленга». По-видимому, он уже был хорошо информирован по этому вопросу).
11
В последующие месяцы Эносу Харкеру стала ясна своя судьба. Со времени своего возвращения в Штаты доктор Харкер занимался главным образом исследованиями, подтверждавшими тайны его посвящения, из западных оккультных источников. Он пытался найти какой-то способ понять их в свете западной философии, и это неизбежно задавало направление его мыслей.
Прежде всего, ему удалось правдоподобно определить мистическую философию людей Ленга как явную гибридизацию Манихейского Гностицизма, который, как это хорошо известно, проник в Китай и Центральную Азию задолго до десятого века, и шаманского вероучения Бонпа, существовавшего в Тибете и Монголии. Это объясняло странные, перевёрнутые параллели с буддизмом Ваджраяны, который в значительной степени вытеснил Бонпа в соседнем Тибете, а также поразительный дуализм, который противопоставлял набор старших божеств другому набору гневных божеств.
Казалось, что на предпоследнем уровне бытия, более высоком, чем уровень бодрствующего восприятия, но более низком, чем