Шрифт:
Закладка:
Доктор Харкер не стал объяснять, как ему удалось заручиться поддержкой миссионерского агентства, чтобы добраться до такого отдалённого аванпоста, не продемонстрировав никакой компетентности в местных языках. Я полагаю, однако, что с верой Пятидесятника, сокрушающей горы (некоторые сказали бы «фанатичной верой»), он просто осмелился уверовать, что «языкового дара», ему будет достаточно — когда настанет момент для проповеди благой вести Евангелия, Святой Дух в буквальном смысле слова подскажет ему, что говорить.
Он знал, что будет нелегко даже получить доступ к своей цели. Знал, что первых христианских миссионеров в Китае и Тибете жестоко истязали и казнили, но если такова будет его судьба, он не откажется от неё, приветствуя мученический венец во славу своего Господа. Тогда Харкер, видите ли, вообразил, что это может быть конечной жертвой в служении Богу. Позже он обнаружил ужасы и похуже.
Ночь сгущалась вокруг постели старика, и я, по иронии судьбы, взял на себя роль отца-исповедника, и уже не был так уверен, что хочу знать дальнейшие тайны, но понимал, что отступать уже поздно. У меня возникло странное чувство, что меня ожидает нечто более зловещее, чем даже самый сильный шок, который может вызвать простая история, даже правдивая.
Энос Харкер в теологической школе изучал намного больше книг, чем предписывал ограниченный список стандартных работ, составленный его профессорами. До его внезапного обращения к религии, он, конечно, читал самую разнообразную литературу. Он знал, что западные люди как-то ненавязчиво сумели проникнуть в тайное сердце Азии. Проявляя должное уважение к культуре, в которой они оказались гостями и которой они явно восхищались, паломники, такие как мадам Александра Давид-Неель и художник Николай Рерих, действительно были встречены с радушием и получили щедрую свободу для путешествий по обычно недоступным районам к северу от Гималаев. Но они пришли, чтобы познать эзотерическую мудрость Востока, а Харкер направлялся с совершенно иной целью: учить и проповедовать благую весть Святого Духа. И всё же, если бы он пришёл как святой человек, ищущий святых людей, он мог быть уверенным, что сможет сделать так, что местные жители его поймут, и что он сможет даже найти учеников. Такова была его вера.
Доктор Харкер, чьё истощенное здоровье не позволяло распространяться о вещах, не имеющих большого значения, пропустил, без сомнения, красочные подробности долгих путешествий по морям и трудных переходов по суше на самых примитивных повозках. Он даже не ожидал, что божественное вдохновение облегчит ему организацию транспорта или сведущих проводников без знания языков многих племён и кланов на его пути. Его прежние, чисто светские путешествия дали ему возможность наладить некоторые связи, и он каким-то образом добрался до того самого плато Ленг, которого сторонятся здравомыслящие люди.
В те дни Харкер, как человек, обладавший крепким здоровьем и соответствующей физической подготовкой, нашёл подъем на холодную равнину бодрящим испытанием. Он выучил несколько тибетских и непальских фраз, необходимых для простого общения, но знание этих языков совершенно не помогло ему понять, почему проводники и носильщики внезапно отказались идти дальше вверх, на само плато. Видимо, человек, нанявший спутников для миссионера, скрыл от них конечную цель путешествия, чтобы они согласились зайти так далеко. Итак, все сопровождающие оставили Харкера. Думая о миссионерских подвигах Святого Павла, он воспринял это спокойно.
Он двинулся дальше, обнаружив, что путь к его цели всё-таки чётко обозначен, по крайней мере, ночью — из отдалённого сооружения, что смутно вырисовывалось на туманном горизонте, периодически вырывался луч света, похожий на маяк. Харкер полагал, что этот свет приглашает паломников из дальних краёв в место священного уединения. Как только он увидел маяк, то подумал о Моисее и о том, как Бог вёл детей Израилевых через пустыню, приняв форму огненного столпа в ночи. Доблестный доктор Харкер счёл это добрым предзнаменованием.
На то, чтобы пересечь плато, у него ушло несколько дней, абсолютно плоская местность лишала его чувства расстояния. Он устало тащился вперёд, но приземистый комплекс зданий, казалось, никак не становился ближе, пока весь внезапно не появился на горизонте. По мере приближения Харкера к цели на выжженном ландшафте начали проявляться строения. По большей части это были поломанные вершины некогда величавых колонн и обелисков, резные орнаменты на них почти стёрло ветром. Осветив один из них лампой, доктор Харкер обнаружил длинные, вертикальные колонки из букв, отдалённо напоминавшие тибетские, которые он видел во время своих недавних путешествий. Но это был не совсем тибетский язык. Последующее исследование показало бы, что он видел лингвистического предшественника наакальского языка легендарного Му. С этими немыми стелами чередовались причудливые изображения незнакомых путешественнику морских существ, некоторые из которых больше всего напоминали подводных чудовищ Пермского Периода. Но, конечно, эти резные фигуры не представляли собой реальных моделей, а лишь передавали языческие мифы этого региона. И все же было совершенно невероятно, чтобы морские мотивы встречались в религии обитателей этого плато в гористом сердце Азии.
Внезапно откуда-то налетел сильный ветер и принялся колотить бесстрашного миссионера, словно сам Эол хотел помешать ему приблизиться к мрачному скоплению нависающих над ним зданий. У Харкера, однако, имелся свой внутренний порыв, он не хотел отступать от своей судьбы и неутомимо шёл вперёд. Он почти добрался до ближайшего здания, низкого, ничем не украшенного строения, сложенного из огромных каменных блоков, прилегающих так плотно друг к другу и сглаженных ветрами бесчисленных поколений, что эти блоки выглядели как единый природный мегалит. Затем, без предупреждения, пара приземистых гуманоидных фигур появилась в вездесущем мраке, который, казалось, отпугивал дневной свет. Эти люди, должно быть, были закутаны в огромные меховые плащи и капюшоны, защищающие их от ветра, разрывающего своими когтями всё на этом плато. Они напали на усталого путника, то ли из враждебности, то ли из желания спасти его, он тогда не догадывался, и наполовину вели, наполовину несли его остаток пути в своё обиталище. Хотя порывы ветра уносили их слова, как осенние листья во время урагана, Харкеру показалось, что он уловил слово «Ленг».
Он почти ничего не помнил, пока не очнулся в