— Ай, шайтан, да сократит Аллах его нечестивые блохастые дни, мля его в ж… — вопила переводчица, вздумавшая оглянуться.

Экспедиция наблюдала, как удаляется непонятно как выбравшийся из ловушки верблюд. Обиженный дромадер направлялся строго на восток и, что характерно, ни разу не оглянулся.

Катрин нехорошо подумала про пустыню и всю ее фауну. Но теперь уже что поделать, нужно двигаться.

Как выяснилось через полсотни шагов, ругать фауну (как минимум ее древнюю часть) было не за что. Магический скарабей ждал подотставших спутников — его драгоценное тело ярко блестело на гребне бархана. Подпустив на десяток метров, насекомое тронулось в путь: курс прежний — запад, вслед за уже опускающимся солнцем.

Башню члены экспедиции рассмотрели на самом закате — силуэт строения на фоне ложащегося на барханы солнечного диска казался огромным, чернильно-черным.

— Кажется, мы близки к цели, — прохрипел Вейль. — Не было здесь никаких крепостей. Но это явно еще не ОНО…

В приближении сооружение оказалось поскромнее размером, чем мнилось, хотя и не маленьким. Башней оно было когда-то давно, сейчас просто полуразваленное четырехугольное сооружение, примерно двухэтажной высоты, с едва угадывающимися остатками ограды вокруг. Темнели провалы окон верхнего этажа, широкая дверь оказалась закрыта на вставленную в кованые кольца щепку.

— Я бы снаружи переночевала, — сообщила Катрин, с трудом подняла штуцер и побрела изучать тылы башни. Остальные члены экспедиции валялись на песке среди бидонов и тюков. Прошедший денек даже шефа вымотал.

Задворки башни не особо отличались от фасада. Остатки загона для скота, нечто вроде очага с остатками углей. Кучка свежего ослиного навоза. И колодец.

Катрин сдвинула массивную каменную крышку, полюбовалась на темное зеркало воды, понюхала мокрую веревку. Пахло прохладой, да что там, холодом пахло. Очень забытый запах. Как много воды…

Архе-зэка села, прислонилась спиной к камням колодца и подумала о том, что внук бедуинов все же редкостная скотина. Знал же про колодец, но счел должным облагодетельствовать двумя тяжеленными бидонами. Что за извращенное чувство юмора?! Так бы и врезала прикладом по крестцу и повыше.

Катрин вернулась к спутникам — здесь копошились, собирая топливо для костерка.

— Колодец. Воды вдосталь. В смысле, можно умыться, — сообщила архе-зэка.

Анис застонала, но поплелась к колодцу. Капрал, конечно, за ней. Безносые танцовщицы — известные чистюли.

— Что там внутри? — поинтересовался Вейль, кивая на башню.

— Не смотрела, — Катрин помолчала. — И не буду смотреть. Мне в любом случае нужно возвращаться.

— Я всецело на вашей стороне, — заверил бывший шеф. — Но от меня мало что зависит. Что касается башни, то там, насколько я понимаю, можно оставить лишнее и ненужное. К НЕМУ принято являться налегке.

— Ну да, надлежит приходить нарядной, в лучших браслетах, желательно уже благоухающей смолой для бальзамирования. Нету у меня ничего такого. И лишнего нету. Оружие не оставлю, мне еще обратно идти.

Вейль пожал плечами:

— Ваше дело. Но взглянуть все же любопытно. Я слышал об этом месте.

Ужинали почти в полном молчании. Языки пламени крошечного костра освещали лишь носы сапог. Похлебка из остатков продуктов, потом кофе, вода и снова кофе. Как бы там ни было, а неограниченное количество воды — это чудесно. Потом спутники пошли в башню, а Катрин и последняя экспедиционная скотина — к колодцу. Было уже прохладно, почти холодно, Дикси придушенно взвизгивала, но дала себя привести в порядок. Потом собака сохла завернутая, а архе-зэка стояла обнаженная под звездами, плескала на себя водой, чувствовала, как уходит из тела усталость и жар пустыни. Облегчения это не приносило, ибо смена была слишком резкой. Пугающей.

— Ничего подобного, мне нужно возвращаться, — пробурчала Катрин колодцу и звездам.

Дикси, к которой, собственно, и не обращались, фыркнула из-под сорочки-полотенца. Острый нос крысо-собаки был направлен на башню и усиленно втягивал воздух.

— Думаю, что крыс там по-любому не будет. Бесперспективное в этом смысле место. Думаешь, все равно нужно заглянуть? Ладно, только простирнемся сначала. Утром наверняка времени не будет.

Оставив выстиранную сорочку и шальвары сохнуть у колодца, архе-зэка и архе-собака направились к дверям башни. Здесь пахло дымом и смолой, Катрин раздула еще тлеющий факел…

Странное это все-таки место. Катрин бродила между завалов, сапоги с тихим звоном раздвигали слои мелкого золота и меди. Ларцы и тюки, увязанные пологи шатров, свертки запыленных роскошных и нищих плащей, сосуды для воды и масла, оружие: древнее и не особо древнее, давно окаменевшие продукты и растрескавшиеся горшки… Но больше всего лежало украшений: ожерелья и браслеты, со стеклом и лазуритом, с бирюзой и фаянсом, перстни и массивные пекторали[3]. Драгоценности были везде: заполняли кувшины и корзины, возвышались холмами на кулях из-под фиников и на ссохшейся упряжи. Приходилось осторожно ставить ноги, чтобы не давить некогда блестящие и ценные вещички. Сейчас все покрывал толстый слой песчаной пыли, отличить серебро от золота или бронзы было невозможно. Лишь там, где пыль потревожили свежие следы, пробивался тусклый блеск.

Дикси шуршала где-то в углу этого бесконечного склада уже ненужных сокровищ.

— Слушай, я тебя для чего купала? — вопросила Катрин.

Из глубин (хлам предположительно периода II династии) разочарованно фыркнули. Вот все здесь было, а завалящей крысы — фигушки найдешь.

Катрин подняла штуковину, слегка похожую на оружие, попыталась сдуть пыль. Дерево и золото, инкрустация. Не оружие, конечно, «Зеркало «Анх» или «Крест жизни»» у археологов этот артефакт называется. Красиво.

Страх и отвратительное чувство чуждости исчезли. Пусть внешне эта немыслимая камера хранения и напоминала ужасный склад концлагеря, но смысл был совершенно противоположным. По доброй воле здесь вещи оставляли: уже не нужны, а бросить в пустыне жалко. Все-таки дороги были эти вещи хозяевам, не драгоценным металлом и искусной отделкой дороги, а воспоминаниями. Жили люди с ними, как прожитые года выбросишь? В этом смысле, что те золотые серьги с ляпис-лазурью, что вот тот узкий топор с отполированной ладонями повидавшей «саксаульной» рукоятью, абсолютно равны. Вот и оставили люди — вдруг кому-то пригодятся? Времена саркофагов и заботливых сборов усопших в последний путь давно миновали. Уходят отсюда без провожающих, без плакальщиц и бальзамирования, все упростилось.

— Такие дела, — пробормотала архе-зэка, глядя на чистый мушкет, занявший