всех на лицах тревога. У Москвы сила немереная, идут тремя ратями, уничтожая все живое на своем пути. Новгород к обороне не готов. Военачальника нет. Михайлу Олельковича прогнали, Василия Шуйского отправили на Двину.

Как быть?

Ожидающие взоры устремились на архиепископа Феофила. Вразуми, владыка, нас, грешных, призови на помощь Небесную Заступницу, святую Софию! Но Феофил молчал, не поднимая глаз. Видя, что от владыки толку нет, решительно поднялся Дмитрий Борецкий. Рубя кулаком воздух, потребовал немедленно созвонить вече и собирать ополчение. Командование войском предложил возложить на воевод, которых назначит совет господ. А то, что неприятель разделился на три рати, так это нам на руку. Если действовать быстро и с умом, можно будет разбить их поодиночке. И надо срочно посылать гонцов к королю Казимиру за обещанной помощью.

Господа поддержала посадника. Тут же составили военный совет. Воеводами назначили Дмитрия Борецкого, Василия Казимира, Василия Селезнева-Губу, Киприана Арзубьева и чашника Иеремию Сухощека. В тот же день в Вильну помчались гонцы за королевской подмогой.

2

После того как вече объявило республику на военном положении, начался сбор ополчения. Для каждой городской улицы, для окрестных сел и деревень составили разруб, определив число выставляемых ратников. Брать решили всех мужчин, способных носить оружие, кроме безусых отроков и ветхих стариков. Не сделали исключения даже для духовенства. В ответ на протесты владыки Феофила господа отвечала: ты сам за всех помолишься!

Большинство новгородцев шло в ополчение по доброй воле, но немало обнаружилось и тех, кто норовил уклониться от призыва, ссылаясь на болезни и немощь. Однако после того как нескольких злостных притворщиков принародно утопили в Волхове, а их дома отдали на поток и разграбление, болящие тотчас пошли на поправку.

Для Дмитрия Борецкого время теперь неслось вскачь. Вставал с первыми петухами и до ночи мотался по городу. Убеждал, упрашивал добром, когда не помогало, пускал в ход кулаки. От истошных воплей баб, заживо оплакивавших своих кормильцев, ныло в груди.

Всякий день на Духовском поле устраивали смотры ополченцев. Более-менее пристойно выглядели владычный полк и боярские дружины. Остальные — смех и слезы! Сидят на своих рабочих лошаденках, как ворона на колу, кольчуги рваные, шлемы проржавели, из оружия топоры да дедовские копья-сулицы, мечи и сабли только у каждого третьего. Команды выполняют нестройно, да и что с них взять? Вчера был плотником либо гончаром, а нынче нате вам — Аника-воин! Но делать нечего, пришлось срочно обучать ополченцев простейшим приемам владения конем и оружием.

На малом островке Липна, укрывшемся в дельте Мсты, набирали судовую рать. Островок этот помнил славные походы ушкуйников, здесь новгородская вольница готовилась к набегам, а воротившись, делила между уцелевшими добычу. И теперь сюда, на Липну, всякий день приплывали рыбаки-паозеры из Ракома, Курицко, Моисеевичей, Морин, Самоклажи, Взвада и прочих приильменских деревень.

Паозеры — народ особый. Горожане хоть и посмеиваются над их крепколобостью, однако уважают за крутой и суровый нрав. Жилистые, упертые, паозеры привыкли артельно стоять друг за друга. В драках на престольные праздники от них лучше держаться подальше, потому как дерутся зверски, на убой. Такими их сделала тяжелая и опасная рыбацкая жизнь. Коварен и своенравен батюшка Ильмень! С утра светит солнце, озеро стелется шелковой гладью, и вдруг в одночасье все померкнет, зарядит дождь, тяжелые от ила и песка волны примутся наотмашь бить в скулы рыбацких судов. Зазеваешься, не успеешь развернуться носом к волне, и поплывут вниз по Волхову утопленники в просмоленных робах, глядя в небо выклеванными воронами пустыми глазницами. Но рыбакам все нипочем! С вечера уходят на ночной лов. Сцепят соймы парами, опустят кошельковый невод, поставят паруса, да и завалятся спать в трюмы. А когда рассветет, будут дружными рывками выбирать сети, выхватывая из воды живую пищу.

Теперь паозерам предстояла иная работа. Готовясь к походу, доставали из подклетей багры с абордажными крючьями, затыкали за пояса острые как бритва плотницкие топоры, засовывали за голенища длинные рыбацкие ножи. За приготовлениями мужей молча следили паозерки, гадая про себя, увидят ли кормильцев снова…

3

6 июля стало известно, что князь Холмский захватил и пограбил Русу, и теперь стоит лагерем на берегу Ильменя у села Коростынь. На спешно созванном военном совете было решено двинуть против Холмского судовую рать и владычный полк. Федор Борецкий предложил усилить судовую рать городскими ватажниками, и сам вызвался их возглавить. Дмитрий с сомнением покачал головой, зная взбалмошный характер младшего брата и дурную славу его воинства, но спорить не стал: что ни говори, а Федькины ухорезы — бойцы не из последних.

На следующее утро в озеро вышла огромная флотилия, общим счетом до трехсот разномастных судов и суденышек, тесно набитых вооруженными людьми. Городские ватажники плыли отдельно. Накануне они уже успели отличиться. Едва появившись на Липне, напились, затеяли драку с паозерами, но под их дружным натиском разбежались по кустам.

Погода стояла безветренная, шли на веслах. В полдень повстречали посреди озера другую флотилию. Спасаясь от московского войска, жители Русы бежали в Новгород. Плыли кто на чем, везли с собой детишек, домашний скарб и даже мелкий скот. Со слезами рассказывали ратникам про свое горе-злосчастье. Не успели прийти в себя после вероломного набега Михайлы Олельковича — и нате вам, новая напасть! Зверствуют москвичи хуже басурман. Город сожгли дотла, все ценное пограбили, многих поубивали, девок и баб насильничают.

— А много ль ворогов в Русе осталось? — спросил Федор Борецкий.

— Сотен пять или чуть побольше, — отвечали рушане.

— Слушай, Киприан! — загорелся Федор, обращаясь к тысяцкому Киприану Арзубьеву, командовавшему судовой ратью. — А давай разделимся? Ты пойдешь на Коростынь, а я со своими удальцами отобью назад Русу!

Арзубьев задумался. Спору нет, велик соблазн вернуть Новгороду Русу, но ведь и опасно ослаблять судовую рать перед главным сражением.

— Да ты не сомневайся! — настаивал Федор. — У тебя все одно больше войска, а еще владычный полк на подходе. Аль не сдюжите?

— Ладно, пес с тобой! — махнул рукой Арзубьев. — Бери своих ватажников и рыбаков со Взвада. Они тут каждую протоку знают, не заплутаете. Выйдете сначала в Ловать, потом в Полисть, а по ней попадете прямиком в Русу. Нападайте сразу, пока супостаты не очухались. Они, поди, не ждут от нас такой борзоты!

Арзубьев как в воду глядел. Когда на берега тихой Полисти, протекавшей посреди сожженной Русы, внезапно с ревом и матерщиной выскочили новгородские ватажники, немногочисленный московский гарнизон даже не пытался сопротивляться. Те,