Шрифт:
Закладка:
«За исключением меня, – подумал Экон. – Меня и той девушки».
Брат Уго вздохнул:
– Это определенно пугающий монстр, возможно, один из самых умных хищников, которые когда-либо обитали на этих землях.
Экон сдержал внезапную и необъяснимую вспышку гнева. Его раздражало, когда наставник говорил о Шетани с каким-то уважением, даже восхищением. Это чудище, этот монстр отнял у него так много: сначала отца, а теперь шанс стать воином. Если бы Шетани не явилось в Ночной зоопарк, он бы, без сомнений, арестовал ту беглянку и подтвердил свое право называться верным Сыном Шести. До этого он думал, что все из-за нее, но он ошибался.
Все из-за монстра.
– Я не хотел тебя расстраивать. – Брат Уго теперь смотрел на него более внимательно, словно видел впервые. – Если не хочешь, можем больше не говорить об…
– Ненавижу его. – Экон с размаху стукнул кулаком по скамье. – Хочу, чтобы оно сдохло. – Он услышал собственный голос и помолчал немного. – Вы, наверное, думаете, что мне стоит быть более дисциплинированным.
– Вообще-то я думаю, – мягко сказал старик, – что у меня нет никакого права осуждать тебя, Экон. Думаю, тебе больно. И если ты хочешь поговорить об этом, я всегда буду готов выслушать.
Экон вздохнул. Не этого он ожидал сегодня утром. Если кто-то и имел право злиться на него, так это брат Уго. Его наставник столько лет лепил из него лучшего претендента на место в рядах Сынов Шести, но все впустую. Слова сами сорвались с языка:
– Моя жизнь кончена.
В глазах брата Уго мелькнуло удивление, а затем веселье.
– Что ж, это щедрая оценка, учитывая твой возраст…
– Все кончено, брат. – Экон хотел отвести глаза, но пристальный взгляд старика не давал ему этого сделать. – У меня был шанс стать кем-то – единственным, кем я умею быть. Я родился именно для того, чтобы присоединиться к Сынам Шести. Это была моя судьба…
– Забавно. – Белые брови брата Уго соприкоснулись, как целующиеся гусеницы. – Я и не знал, что ты знаток судеб, способный прозревать будущее.
Экон открыл рот, но старик продолжал:
– Экон, судьба – это не один путь, а множество. Некоторые прямые, как стрела, другие извиваются и путаются, как нить. Наш долг – не подвергать их сомнению, а следовать им.
– Вам-то легко говорить.
В уголках рта старика появились морщинки, и он улыбнулся, словно забавляясь.
– Я тоже следую своему пути, Экон, и я верю, что однажды смогу исполнить свое самое праведное дело. Путешествие долгое, но каждый день – это дар. И кстати, о дарах… – Он сунул руку в складки балахона. К удивлению Экона, когда брат Уго вытащил ладонь, в ней оказался ханджари в кожаных ножнах. Это было простое оружие, с деревянной, без драгоценных камней или тонкой резьбы, рукоятью, но у Экона все равно перехватило дыхание, когда он увидел вырезанное на нем имя.
Асафа Окоджо
– Это… – У Экона сжалось горло. Он усиленно заморгал, ненавидя себя за слезы, которые обжигали глаза. – Это моего…
– Твоего отца, – подтвердил брат Уго. – Нашли при нем после… несчастного случая. Я хранил его много лет. В традиционных обстоятельствах он достался бы твоему брату, когда тот стал мужчиной два года назад, но… – Он грустно улыбнулся Экону, а затем вложил рукоять кинжала в его руки. – Прости мне стариковскую сентиментальность.
Экон посмотрел на кинжал, ощущая его тяжесть в ладони. Он был изготовлен в старинном стиле, не такой изысканный, как те, к которым он привык, но он тут же почувствовал глубокую привязанность к этому оружию.
– Спасибо, брат.
Брат Уго кивнул в сторону кинжала:
– «Мудрец держит свое оружие острым, а ум – еще острее». – Он задумчиво помолчал. – А эти слова принадлежат весьма впечатлительному мастеру храма, Гэрвикусу. Любопытный парень. Предполагаю, что у отца Олуфеми хранится в кабинете несколько его трудов – там он держит самые редкие книги. Нужно бы мне спросить…
Экон позволил словам старика превратиться в фоновый шум. Он по-прежнему неотрывно смотрел на ханджари, ощущая, как кожу покрывают мурашки. Когда-то папа держал этот клинок, держал до самого конца. Он не знал, восхищает его это или пугает.
– Экон?
Он поднял взгляд. Брат Уго перестал разглагольствовать и теперь снова смотрел на него.
– Мне вот интересно, есть какая-то конкретная причина, почему ты захотел узнать больше о Шетани?
Экон постарался, чтобы ответ прозвучал небрежно. За исключением Камау, он доверял брату Уго больше, чем кому бы то ни было в этом мире, но он по-прежнему был не готов говорить о том, что случилось прошлой ночью. Поэтому он просто пожал плечами.
– Думаю, мне просто стало… любопытно.
– Ах, – глубокомысленно произнес брат Уго. – Любопытство убило кошку, но удовлетворение ее вернуло.
Экон потер переносицу.
– Это что, еще одна ваша ужасная стариковская шутка?
Брат Уго возмущенно скрестил руки.
– На самом деле нет. – Он помолчал, гладя бороду. – Однако теперь, раз уж ты их упомянул, я слышал недавно одну довольно непристойную историю про свинью, жену фермера и элоко[7]. Заходят, значит, они в таверну…
* * *
Экон позволил словам брата Уго о судьбе и Шетани повариться некоторое время в сознании и прошелся по храму, выйдя из небесного сада. К этому моменту через арочные окна уже проникал утренний солнечный свет, напоминающий ему о ходе времени, но он просто не мог вернуться в комнату, чтобы собрать вещи. Еще не мог.
Он не осознавал, куда привели его ноги, пока не оказался в коротком коридоре, который был темнее других. Через каждые пару метров на стенах висели отполированные факелы, которые давали слабое освещение в любое время суток, и Экону не нужно было смотреть на непроницаемо-черные гранитные стены, чтобы понять, где он оказался.
Мемориальный зал.
Его пальцы невольно коснулись холодного камня. Почти каждый сантиметр был покрыт мельчайшими надписями – именами. По большей части здесь перечислялись воины, ушедшие на покой, иногда попадались имена уважаемых мастеров и ученых, служивших храму. Он просматривал хронологический список, пока не нашел то, что искал.
ВОИН АСАФА ОКОДЖО – погиб, служа Шести.
Экон посмотрел на выгравированное имя на ханджари, который теперь висел у него на поясе, и с трудом сдержал дрожь. Брат Уго сказал, что клинок нашли при отце после того несчастного случая.
Несчастный случай — это мягко сказано.
Папу нашли на краю Великих джунглей, его тело было изуродовано почти