Шрифт:
Закладка:
Не успел он спуститься, как по дому пронесся чей-то пронзительный визг.
– Небеса! – воскликнул детектив.
Его первой мыслью было то, что женщина заметила его спуск, так что он был обнаружен в начале его приключения, и что она подала сигнал тревоги. Теперь Хармон рассчитывал увидеть толпу людей, несущихся вверх по лестнице, чтобы схватить его. Он мог бы подняться с помощью висящей веревки, но в нем пробудилось упрямство, и в тот же момент он решил остаться и в случае необходимости вступить в драку.
Ни один его мускул не дрогнул. Его мышцы были как железо и напряглись еще сильнее, когда он быстрым движением завел руку за спину и схватился за приклад пистолет.
Все, о чем мы рассказали, произошло за несколько секунд. Никто не прибежал, спеша уничтожить нашего детектива, но крик повторился, после чего послышались неистовые мольбы о милосердии. И этот умирающий голос был голосом женщины. Он доносился с того этажа, над которым находился сыщик.
Это была щекотливая позиция. Большинство людей в сложившихся обстоятельствах заколебались бы перед тем, как спуститься по этой лестнице. Фриц, однако, и не думал о слабости. Кошачьим шагом он двинулся вниз по лестнице, и через мгновение прижался ухом к замочной скважине комнаты, из которой по-прежнему доносились крики и громкие возгласы. Женщина перестала визжать, но ее голос продолжал звучать низким тоном, умоляя о пощаде.
В коридоре было темно, но в комнате, из которой слышались крики, горел свет. У Хармона было с собой маленькой приспособление, которое он вставил в замочную скважину, чтобы заглянуть в комнату. В центре помещения стоял мужчина с открытым складным ножом в руке. На коленях перед ним, подняв руки в умоляющем жесте, замерла женщина. Ее волосы были в беспорядке, что явно указывало на недавнюю борьбу. В мужчине наш герой узнал Уоттса, а дама оказалась ложной мисс Шарман.
Детектив быстро «прочитал» выражение лица мужчины, и если когда-либо цель убийства была особенно ярко выражена на человеческом лице, то это было сейчас, на злобной физиономии Уоттса. Фриц же вновь показал себя абсолютно хладнокровным в критический момент. На самом деле, он был достаточно хладнокровен, чтобы мгновенно понять смысл трагической картины, открывшейся его взгляду: Уоттс пытался заставить сообщницу признаться в том, что она сделала со всей «добычей».
Через мгновение часть разговора, услышанная Хармоном, подтвердила его предположения.
– Саймон, ради любви, которую ты когда-то ко мне испытывал, не убивай меня! – кричала женщина.
– Ты лживый дьявол! Я убью тебя, если ты не скажешь правду! Ты никогда не покинешь этот дом живой! – рявкнул в ответ мужчина.
Оба говорили по-немецки.
– О, пощади меня! – стонала фальшивая Агнес.
– Ба! Ты не можешь больше влиять на мои чувства. Я разрушил заклинание, которое когда-то держало меня в твоем рабстве. Сильвия, ты лживая женщина, и твое время пришло!
– Ты пытаешься меня напугать!
– Говорю тебе, что погреб под этим домом уже является кладбищем, и там есть место для еще одной могилы! Ты признаешься?
– Мне не в чем признаваться!
– Облигации у тебя!
– У меня их украли!
– Это неправда, говорю тебе! Даю тебе пять минут, чтобы признаться, или, клянусь своей жизнью, я перережу тебе горло!
– У меня нет облигаций!
– Слова бесполезны. Если тебя ограбили, ты все равно умрешь! Дурак, который лишился такой суммы, не имеет права жить!
Фриц наслаждался этой сценой. Но он не был бездушным человеком, и решил, что этой женщине не должен быть причинен вред. Так что в последний момент сыщик собирался броситься к ней на помощь. Радовался же он из-за того, что его обычная удача по-прежнему не оставляла его.
Он рассчитал, что мошенница не была готова умереть, а также пришел к выводу, что Уоттс знает свое дело и что ему удастся добиться от Сильвии признания. Детектив забрался в дом «как раз вовремя» – он оказался под носом у преступников, чтобы подслушать это признание, и теперь тихо усмехнулся про себя, понимая, что оно не принесло бы Уоттсу никакой пользы.
Фриц допустил только одну ошибку в своих расчетах. Он неправильно оценил храбрость женщины.
Поединок в темной комнате
Сильвия могла умолять о пощаде, но она, казалось, была решительно настроена противостоять даже самой смерти, прежде чем признаться, где спрятала облигации. Она утверждала, что эти бумаги были украдены вместе с драгоценностями и деньгами, но Фриц знал, что это ложь.
Пять минут быстро истекали.
Уоттс стоял с часами в руке, и смотрел на свою подельницу яростным, решительным взглядом.
Даже Хармон начал опасаться, что убийца выполнит свою ужасную угрозу. Сыщик стал прикидывать свои шансы быстро ворваться в комнату.
– Две с половиной минуты истекли, женщина, – объявил Уоттс. – И хотя тайна облигаций погибнет с тобой, я сдержу свое слово!
– Ты не посмеешь убить меня!
– Признайся или умри!
– Демон, по твоим следам идет человек!
Убийца уставился на Сильвию пораженным взглядом.
– Кто? – спросил он.
– Я боялась всего этого и подготовилась к встрече с тобой!
– Подготовилась?
– Да.
– Три минуты истекли!
– Если я исчезну, тебя задержат за мое убийство!
– Им придется найти твое тело, дура!
– Я сказала им, где его искать.
– Клянусь небесами, они найдут его именно там, где ты сказала им смотреть, если ты не откроешь свой секрет!
– Я умру с уверенностью, что ты будешь болтаться на виселице за мое убийство!
– Значит, буду болтаться. Говорю тебе, признавайся или умри!
– Мне не в чем признаваться.
– Четыре минуты истекли!
– Делай свое черное дело, я бросаю тебе вызов!
– Четыре с половиной минуты!
Фриц был уверен, что Уоттс в любом случае собирается убить свою сообщницу. Трагедия вырисовывалась в самой мрачной форме. Оба мошенника были напуганы, и как ни странно, шансы были три к одному, что женщина не признается и что мужчина осуществит свою угрозу.
И только четверть минуты вмешались в дело!
Это короткий промежуток времени, и тем не менее, когда человек с сильной волей полностью осознает свою важность, он может до многого додуматься даже в течение столь короткого периода. Хармон был уверен, что поднятый нож рано или поздно опустится вниз, и тогда спасать Сильвию будет слишком поздно. Ему бы хотелось рискнуть и дождаться ее признания: даже в самый последний момент, когда нож уже будет опускаться, она могла окончательно испугаться, пообещать признаться и получить удар. Но что если бы она этого не сделала? Увы! Был шанс – только один шанс на то, что она ничего не скажет.