Я даже зажмурилась, вспомнив, что было в конце.

…Выбор я свой, похоже, сделала. И даже не вчера. Наверное, все то время, что мы начали отдаляться со Стасом, а может, и гораздо раньше; каждый раз, когда я извинялась, подлизывалась, смирялась, звонила-писала-просила, где-то внутри — так глубоко, что и сама не чувствовала-не подозревала — во мне вызревало решение. Просто требовался какой-то толчок, событие, которое вытолкнет его на поверхность. Вот вчера и…

Будем пытаться решать проблемы по мере их поступления. Сегодня главная задача — плитку пересчитать, никогда бы не подумала, что буду страшно рада работе в выходной! А то так бы и страдала целый день в пустой квартире, не зная, как жить дальше. Еще и рискнула бы разобраться, кто прав, кто виноват, а то и вовсе устроить очную ставку… У-у-у, нет, вот это — ни за что! Ненавижу ссоры, скандалы, выяснения отношений… Болею от этого. К тому же, как правило, всё без толку.

Так, надо строго контролировать свои мысли: во-первых, сегодня воскресенье, мой законный выходной, нечего его себе портить. (И так уже ревизией плиточки испортили). Во-вторых, сегодня у меня рабочий день, а работа, как известно, сама себя не сделает. В-третьих… Ну, что-нибудь еще потом придумаю. Где там кефирчик и творожок? Пощажу нынче желудок и нервы, обойдусь без привычной дозы термоядерного кофе.

Через несколько часов я жутко об этом жалела.

Лежала без сил, мыслей и зрения на полу в холле второго этажа «недостроя» и безнадежно смотрела на такую же безрадостную картину в стеклянной стене: сплошные, как вата, серые тучи; непрерывно барабанящие в эту самую стену дождевые капли словно предлагали раздолбить здесь всё нафиг, чтобы не мучиться.

Я была полностью с дождем согласна — ну стояло себе здание столько лет тихо, никого не трогая, тихо разрушалось; нет, обязательно надо было выкупить его у разорившегося застройщика! А теперь через то страдает всё наше архитектурное бюро, а конкретно сегодня еще и я!

Легендарная плитка оказалось именно «плиточкой» — мелкой мозаичной, кой дурак только такой дизайн придумал!

Я с трудом разделалась с третьим этажом, досконально пересчитав плитку на несколько раз, и малодушно вывела средний итог. Хоть бы шпаргалку дали, у кого сколько получалось раньше — как ответ в конце задачника! А то вдруг выделюсь больше чем на десять штук, еще заставят пересчитывать… Ну уж нет, больше никаких жребиев тянуть не буду! Пойдут как миленькие остальные мучиться!

Поднимавшиеся по лестнице шаги гулко и громко разнеслись по пустому зданию — от лифта, естественно, была еще только шахта. Строители сегодня не работают — вот, нормальные же люди! — так что это идет Василий Васильевич, сторож, дежурящий на площадке. С утра открыл мне двери, дыхнув щедро свежачком (едва закусить не попросила), строго велел зря свет не жечь, выше третьего этажа не подниматься, плиточку себе на ремонт в квартиру не выколупывать… И вообще пригласил в вагончик заглядывать, ежели устану или проголодаюсь, у него ВСЁ (подмигнул) есть.

Отказалась. Теперь тоже жалею.

Крикнула, глядя в потолок:

— Василь Василич, рано идешь, мне тут работы реально до самой ночи!

— Судя по тому, как ты работаешь, хватит еще и до следующих выходных!

Я резко села на расстеленных на полу строительных мешках.

— Ты?!

* * *

Черкасов.

Явился не запылился!

Оглядывает фронт (с временно объявленным мной перемирием) работ изучающим взглядом, небрежно покачивая на отставленной руке пакетом с… я невольно потянула носом: чем-то съедобным свежеразогретым. Не догадалась прихватить с собой обед, прямо хоть в вагончик к Василь Васильичу на поклон иди!

Заключил, наконец:

— Так и думал, что у тебя еще и конь не валялся!

— Лучше бы здесь какой-нибудь жеребец и валялся, — проворчала я, — а не я. Что, контролировать меня пришел?

— Покормить.

— А?

Черкасов подошел и непринужденно уселся на мешки передо мной, скрестив ноги. Одет он был, кстати, сегодня вполне демократично: джинсы, теплая красно-сине-клетчатая рубаха под расстегнутой курткой.

— «А»! Обедать, говорю, пора.

От запахов у меня просто желудок свело, не до расспросов зачем да почему. Я нетерпеливо вытерла руки о пыльные джинсы и простерла к заветному пакету.

— Золотой ты наш человек! Дай, дай скорее, а то загнусь прямо на твоих глазах!

— Вот и чтобы ты без меня делала?

Впрочем, и сам Черкасов уплетал будь здоров — реакция из серии «не жалко, но убывает же»! Салат, жареное мясо, картошка и — боже, наш ведущий просто святой! — огромный стакан кофе. И заварное со сливочным кремом. Всё то, что в нынешние печальные времена категорически запрещено: это же канцерогены, холестерины, жиры, углеводы! Всё, как я люблю.

Связав опустошенные коробки и пластиковые приборы в пакет, я сыто потягивала через трубочку кофе и наблюдала, как Черкасов слоняется вдоль стен. Объем работ изучает. Доложила с бодростью, которой совсем не чувствовала:

— Третий этаж отработан! Осталась половина этого и вестибюль.

— А как ты считаешь?

Я продемонстрировала — как. Тыча пальчиком:

— Раз, два, три…

Черкасов смотрел скептически.

— А прикинуть по размеру, сколько плитки помещается в квадратный метр, и просчитать по плану помещения?

Я разозлилась.

— Думаешь, самый умный, да? А все остальные до тебя были дебилы-дебилами? Погляди, какая здесь геометрия!

Черкасов огляделся снова и вынужденно признал: сложная.

— Ну ладно, давай показывай, где остановилась. Ты идешь с того конца, я с этого.

Не веря своему счастью, я осторожно уточнила:

— Артем, ты собираешься мне помочь?

— Ну а что делать? Не то будешь торчать тут до завтрашнего утра, а мне еще на следующий кофе разоряться…

— Не-не, ни в коем случае! Я ж тогда тебе такой пир закачу! — щедро пообещала я.

— Я тебя за язык не тянул!

* * *

Завтрашнее утро — не утро, но покончили с окончательными расчетами мы только поздним вечером. Даже Васильич, которому сегодня явно не хватало компании, несколько раз наведывался: то ли проверить, не ушли ли мы, ему не сказавшись, то ли чем вообще тут помимо работы занимаемся. Щедро попытался «плеснуть маленько» и нам, но Черкасов отказался — за рулем, а я — чтобы реабилитироваться в глазах ведущего: не такая уж я и пьяница. Отчаявшийся сторож проворчал, что надоело ему над нами надзирать, велел, как будем уходить, постучать в вагончик и отдать ключи от входных дверей.

Мы сидели на полу уже вестибюля и при ярком освещении времянки-переноски подбивали итоги вместе со сброшенными на почту Алексеем Алексеевичем складскими данными. Сверившись с предыдущими отчетами, добытыми предусмотрительным Черкасовым, единодушно решили, что наша «циферка» самая цифиристая из всех! То бишь, самая верная. Или хотя бы максимально приближенная к правде.