Шрифт:
Закладка:
— Всё-таки человеку нельзя давать выбор ни в чём, даже в выборе одежды, — пробормотал я, и принялся осматривать вешалки с одеждой. Наконец, мой выбор пал на белый костюм тройку. — Но, я всё-таки художник, — бормоча себе под нос, как мантру, вытащил рубашку красивого темно-фиолетового цвета и шарф. Длинный полосатый шарф. — Да, вот это точно подойдёт. И никакого галстука.
Подумав, бросил все это добро на кровать.
— Вам помочь одеться? — Тихон вздохнул тихонько, но ничего насчёт выбора одежды не сказал. Привык уже к художникам, видать. Потому и не лез с выбором костюма для очередного пати.
— Нет, — я покачал головой. — Поеду в повседневной одежде. Эту аккуратно упаковать и сложить в машине. На подъезде к дому переоденусь.
— Вы уверены, ваше сиятельство? — Тихон взял в руки рубашку и поджал губы.
— Разумеется, я уверен. Портрет с мольберта сними, и заверни что ли. Не потащу же я его просто так. — Отдавая распоряжения, я вытаскивал из шкафа уже привычный костюм, вычищенный и выглаженный.
— Ваше сиятельство, вы хотите отдать свою картину? — в голосе Тихона было столько удивления, что сразу становилось ясно, раньше я так не делал.
— Да, во мне внезапно проснулось тщеславие, — я посмотрел на Марию, и начал уже одеваться. — захотелось, чтобы мои картины видел не только я. Как думаешь, смогу я заработать творчеством?
— Не знаю, как насчёт заработать, а успех у дам вы точно получите, — проворчал Тихон.
— Но это же здорово, Тихон. Успех у дам, который не будет мне практически ничего стоить. Двойное удовольствие, это ли не успех?
— Жениться вам, ваше сиятельство, надо, может тогда эта дурь из головы вылетит.
— Нет, а что сразу жениться? Я ещё слишком молод. Ещё не нагулялся как следует, — это я говорил уже закрытой двери. Вот же, ещё угрожает. Но, самое главное, чтобы деду такую замечательную мысль никто не подсказал. А то доброхотов-то хватает. Вон, тот же Тихон.
Наскоро перекусив, справедливо рассудив, что на балах вроде бы должны кормить, я вышел на улицу. Фыра спала, и я не стал её тревожить.
Во дворе стоял автомобиль, а также оседланный Арес. Посмотрев на коня, потом на автомобиль, решительно взялся за поводья.
— Тихон, попроси кого-нибудь сунуть в машину полотенца, когда переодеваться буду, оботрусь, — и пока денщик тормознул одну из горничных, побегавших по двору, вскочил в седло. У меня с каждым разом получалось всё лучше и лучше.
— Ваше сиятельство, а это что у вас? — ко мне подъехал один из егерей.
Это был тот самый молодой неудачник, которого защита приласкала, и который при прорыве лошади лишился. Он смотрел на мою куртку, которую я вчера до ночи усовершенствовал. Исколов все пальцы, я сумел сделать четыре кобуры под обрезы. Две по бокам и две сзади, но так, чтобы можно было легко дотянуться до них руками. Плюс два обреза были приторочены к седлу. Двух выстрелов мне при прорыве категорически не хватило, собственно, я за тем, чтобы увеличить количество этих самых выстрелов, и изгалялся вчера весь день до самой ночи.
— Нравится? — спросил я.
— Ну, да, — ответил он неуверенно. — Правда, я никак не могу понять, что это. Пистолет не пистолет, а для ружья коротковато.
— Это ружьё, только короткое. — Я отвечал, наблюдая, как Тихон сунул корзину в машину, закрыл дверь и подошёл к своей кобыле. — Оно не для охоты, а чтобы при прорывах ушами не хлопать. Тебя звать как?
— Иван, — ответил парень. Фамилию не назвал, значит к клану Рысевых принадлежит. Я кивнул и обратился к Тихону. Того старика егеря, который мне про бурную дедовскую молодость рассказывал, тоже звали Иван. Ну, а чему я удивляюсь, весьма распространённое имя.
— Трогаем? — нужно было ехать, итак уже время к обеду приближается.
— Трогаем, — Тихон махнул рукой, и машина начала выруливать на дорогу, ведущую к воротам.
Мы двинулись следом. По дороге я обогнал машину. В сопровождении трёх егерей, таких же молодых, как и я сам, отъехали достаточно далеко от основного отряда. На этот раз к домику не сворачивали, ели на ходу, и останавливались, чтобы облегчиться.
Ходом прошли то место, где в прошлый раз был прорыв, а также тот пятачок, где на меня напали.
— Ваше сиятельство, мы к границе подъезжаем, — со мной поравнялся Ванька. — Надо бы тормознуть, остальных подождать. Да и разъезд может скоро здесь пройдёт.
— Надо, значит, надо, — меня что-то напрягало. Волосы на затылке так и норовили дыбом встать, как будто кто-то наблюдал за нами, как раз из-за вон тех кустов. — Иван, возьми с собой кого-нибудь, и проверь вон те кусты. Что-то они мне не нравятся.
Стремительно приближались сумерки, и кусты я уже начали тонуть в полумраке. Настроившись, я переключился на рысинное зрение. Мир окрасился в серые цвета, зато видно в наступающей темноте стало гораздо лучше.
Иван махнул рукой своему напарнику, и они, спешившись, разделились, начиная обходить заросли густого подлеса с двух сторон. Егеря дошли до низких густо переплетённых между собой деревьев, но ничего не происходило. Я уже начал думать, что мне почудилось, и хотел дать команду «Отбой», когда снег взметнулся и раздался выстрел.
Застонав упал напарник Ваньки. Он ухватился за плечо, но был жив. Всё-таки темнота и с нападавшими сыграла злую шутку. Пуля вошла не в сердце, а немного выше — в плечо, временно выведя парня из строя. По Ваньке вообще промахнулись. Нервы у всех были на пределе. Нас было мало, сколько нападающих неизвестно. Я выхватил два обреза из-за спины обеими руками и быстро снял с предохранителя. Не зря вчера так усиленно тренировался их выхватывать.
Как оказалось, нервы сдали не только у нас. Арес подо мной громко заржал, а нападающие не выдержали и попёрли буром. Я насчитал их двенадцать рыл. Впереди бежал тот самый, который мне приснился. Его ещё опознали, как старшего Свинцовского егеря — Кольку. В голове зашумело, и я не стал больше думать ни о чём другом, кроме одного — эту мразь я уничтожу.
Они словно не видели, что в них целюсь, или не придали значения. А может, не восприняли меня всерьез. Не знаю, и никогда уже не узнаю, потому что как только старший егерь подбежал на достаточное для выстрела расстояние, я открыл стрельбу. Промахнуться было сложно. У них же, похоже ружья были не у всех. Потому что стрелять они не торопились.
Колька упал, нелепо взмахнув руками, мордой в снег, и за ним упали еще трое. Оставшийся со мной егерь матерился сквозь стиснутые зубы, а Ванька вступил с одним врукопашную. Со стороны нападавших послышалось четыре выстрела, но куда они стреляли, лично мне было непонятно, потому что мимо меня ни одна пуля не пролетала. Я отстрелял два ствола и выхватил следующую пару. Один выстрел — труп, второй, третий. Я успел сделать четвертый выстрел, как этим скотам, которые снова напали на меня в пределах нашей территории, ударил в спину отряд Петровича. Наш старший егерь как мог спешил сюда, услышав выстрелы. Но прискакал лишь к окончанию, добив остатки засады.
Когда Иван прикончил своего соперника, а его напарника перевязали, у меня начался откат. Пришлось даже с коня слезть, настолько сильно меня колбасило. Подобрав брошенные ружья, попробовал их заново зарядить, но ничего не вышло, потому что руки ходили ходуном.
— Вот же твари, а, — Петрович ногой перевернул труп Кольки, который валялся ближе всех от меня. — Засаду устроили, суки.
— Не пойму только, почему сразу стрелять не начали, — я прекратил пытаться зарядить обрезы, и просто сунул их в кобуры.
— Да не думали они, что вы, ваше сиятельство, вот так впереди отряда да верхом рванёте. — Петрович посмотрел на тело, перевёл взгляд на меня и оценивающе взглянул на обрезы. — Растерялись, гады, а когда Колька узнал вас, было уже поздно. Я из сторожки подводы подгоню. Куда этих доставить?
— Как это куда, к ним домой. Мне эта падаль даром не нужна. — Я сплюнул на землю тягучую слюну, чувствуя, что начинаю успокаиваться. Никакого сожаления от того, что убил нескольких человек, я не чувствовал. Для меня это были не люди. Они хотели меня убить, не один раз к тому же. Они убили, или помогали убить рысь. Они заслужили то, что получили.
— Вот
