оделся — пойду вниз, в общий зал. И насчёт завтрака поразведать, и по поводу борьбы со щетиной. Бритва-то у меня была, но вот мой станочек Wilkinson Sword превратился в тривиальную «опаску». Может, она и была прямым аналогом инструмента золингеновской стали, но вот навыка общения с таким орудием самоубийцы-маньяка у меня не было. Один раз я побрился на полном автопилоте, на рефлексах не то тела, не то второго «я». Однако воспоминания о том, как я, не отдавая себе отчёта в вытворяемом, вожу по горлу острейшей железякой — до сих пор вызывали нервную дрожь. Да и останься станок в исходном состоянии — без воды (желательно — горячей) и мыла было бы трудновато обойтись. Бороду отпустить, что ли?

Спускаясь в зал, я осознал, что теперь я в курсе местных денежных отношений. Забавно — тут, в Мире, также существовала когда-то двенадцатеричная система счёта, как и производная от неё шестидесятеричная. И если у нас она осталась в качестве системы отсчёта времени и в градусной мере углов, то здесь — в денежных расчётах. Один золотой делился на шестьдесят серебряных монет, серебрушка — на сто двадцать медяков. По крайней мере — в Империи. Монету, как и положено для феодального мира, чеканили все, кто мог себе позволить. Подлинность золотой или серебряной монеты определялась подлинностью металла и весом. С медью было сложнее, тут многое зависело от авторитета чеканившего монету государства. Взять, например, медный чайник, к которому приценивался накануне. Если пересчитать его цену в медные монеты, то, в зависимости от номинала медяков, металла в них могло оказать раза в три меньше, чем ушло на посудину.

Как следствие, если самовольная чеканка серебра и золота могла, при надлежащем качестве изделий, сойти с рук — не считая штрафа в виде тройного размера неуплаченного налога — то за штамповку меди эти самые руки обрубали. Как вариант — каторжные работы в шахтах.

Кстати говоря, солер — и правда, золотая монета. Названная в честь себя неким старинным Императором. По сравнению с ним тот Людовик, что «Король-Солнце», был образцом скромности. Этот, Солер третий, дошел до того, что не себя сравнивал с Солнцем, а наоборот — светило называли «Солероликим» и «почти столь же сиятельным, как Император». Клиника, в общем говоря. А за попытки разрубить монету имени Императора карали, как за покушение на него самого. Что закономерно, хоть для некоторых и неожиданно, привело к росту спроса на серебро и цен на него.… Сейчас же и золото, и серебро любой чеканки режутся «на ура». Вот только расчёты такой «резанкой» — занятие продолжительное и увлекательное…

Кстати говоря, мелкие серебрушки, что мне достались ранее, были не имперской чеканки. И будучи весом в одну восьмую имперской «луны», стоили, тем не менее в десять раз дешевле — политика и курсообразование уже начинали работать. Вчера ещё у меня был вопрос — почему бы не переплавить их в слиток и не продать по себестоимости? Сегодня я уже знал, что неклейменый слиток будет стоить намного дешевле, чем монеты того же веса, да и клейменый в банке, подтвердившем чистоту и вес металла, тоже будет чуть дешевле — на стоимость чеканки монет, по официальной версии.

Пока я сидел за столиком, ожидая заказ и перебирая в голове новые сведения о Мире, этот самый Мир тоже не дремал. Ко мне подсел Драун и, озираясь по сторонам, произнёс:

— А вот скажи-ка мне, Стражи — они ведь тоже дву… эээ… люди, правда?

— И люди тоже… — я как-то не был расположен разгадывать шарады говорливого спутника, своих загадок хватало.

— Значит, и Стражам тоже монеты нужны, а? — он хитро подмигнул. При этом старался, чтоб никто со стороны это подмигивание не заметил.

— Были бы не нужны — от делёжки трофеев бы отказался. Я же не отказывался?

— Нет… — Драун был явно выбит из колеи задуманного течения разговора.

— Значит, нужны. Были. Теперь — есть…

— Ну, это разве «есть»? А могут быть вполне серьёзные денежки…

— Закон нарушать не буду. То есть — никого убивать без иной причины, кроме денег. И контрабандой заниматься не буду.

— Да не, тут дело другое. Надо кое-куда сбегать, тут недалеко, и кое-что принести.

— И с какого же перепугу на такой ерунде разбогатеть можно?

Двурв сделал паузу:

— Вон, в углу сидят двое — они и есть заказчики. Один человек, второй — с примесью эльфячей крови. Пойдём, они расскажут.

Идти никуда не хотелось. Была мысль заявить, что если я им нужен, а они мне нет — то пусть они и идут ко мне. Была — и пропала. Может, это по местным меркам страшное хамство и оскорбление, чреватое, например, дуэлью. Только не удержался — глянул на них через различитель и прочитал заклинание поиска врага. Ну что ж, на данный момент враждебных намерений ко мне не имеют и представляют собой то, чем выглядят.

— Доброго утра. Вроде бы у вас было какое-то дело, которое могло бы стать общим?

— Присаживайтесь, Страж. Так удобнее будет о делах говорить.

И они заговорили. Точнее, говорил один из них, и уже минут через пять у меня начало скулы сводить. Или они меня за идиота держат, «или одно из двух», как говаривал один из братьев Колобков. Сами судите: в дне пути есть в лесу долинка, точнее — котловина, куда когда-то метеорит упал. Камушек выковыряли и увезли, а на дне ямы открылся Храм Сил. И вот теперь, видите ли, надо сходить туда и принести не то забытый, не то потерянный на алтаре амулет. Родовое наследие и местночтимая святыня, видите ли. А в котловине — стойбище гоблинов, не меньше ритта воинов и шайка небоевого народу. Плюс — шаман. И вот за этот эпический поход платят пятьдесят солеров, дают коня со сбруей и некий артефакт в придачу.

Нет, если бы я отыгрывал средней руки РПГ-шку без особых претензий на оригинальность, то тогда да — и то, исходя из размера оплаты — подождал бы, пока прокачаюсь. А если считать все вокруг реальной жизнью — ну уж нет!

— Нет, уважаемые, не интересует. Тороплюсь, видите ли. Да и совесть мучает, маленьких обижать. Сожалею о напрасно потраченных вами времени и усилиях.

— Но, может, мы сможем предложить…

— Уверен, что не сможете, ещё раз — примите мои сожаления.

Под взглядами удивлённо округлившихся глаз двурвов я вернулся к своему столику, успев ухватить краем уха:

— Всё, жаль, время вышло…

Что-то царапнуло мне глаз, какая-то деталь во всем этом,