Шрифт:
Закладка:
Часть гардероба поставляли поиздержавшиеся паломники, миссионеры, солдаты и транзитные путешественники. Однако много товару прибывало из дальних уголков и представляло собою добычу грабителей и пиратов, ибо они, бороздившие воды Индийского океана, прекрасно знали, что Барахолка — лучшее место для сбыта краденого. Здесь, как нигде, покупателю стоило внимательно рассматривать товар, поскольку многие вещи были отмечены пятнами крови, пулевыми дырками, ножевыми порезами и прочими неприглядными дефектами. Особого внимания требовали роскошные наряды — расшитые золотой нитью халаты и балахоны, ибо многие из них были взяты из склепов и захоронений и при ближайшем рассмотрении оказывались изъеденными могильными червями. Однако риск здешних сделок окупался с лихвой: где еще за треуголку и нагрудную бляху дезертир мог получить костюм-тройку английского сукна? Ясно, что подобное не могло продолжаться вечно, но пока что Барахолка существовала, и все ее считали благом, ниспосланным с небес.
О толкучем рынке Нил узнал от лодочника-индуса, проживавшего в Чулия-Кампунге. Информация была очень кстати, поскольку друзья ходили в том, что удалось раздобыть по дороге — штаны, жилетки и заношенные саронги. Эта потрепанная одежда привлекала бы к ним ненужное внимание, но предложения городских магазинов были им не по средствам.
Барахолка стала идеальным решением проблемы. Первым делом друзья купили холщовые мешки, которые постепенно заполняли, проходя по рядам и торгуясь на смеси языков. Нил приобрел европейский сюртук, широкие и узкие брюки, отрез муслина и вязки для тюрбана, несколько легких хлопчатобумажных курт. Покупки А-Фатта были столь же эклектичны: пальто, сорочки и бриджи, черная и белая блузы, пара китайских халатов.
Они направились к обувному ряду, и тут вдруг прогремел голос, перекрывший рыночный гомон:
— Мать твою за ногу!.. Фредди!
А-Фатт сильно побледнел, но не оглянулся и подтолкнул Нила — мол, не останавливаемся. Через пару шагов он прошептал:
— Смотри-гляди, кто это. Какой вид.
Глянув через плечо, Нил увидел поспешавшего за ними пузатого человека в шляпе и безупречной европейской одежде; на очень смуглом лице его сверкали белки глаз навыкате, в руках он держал свертки купленной одежды.
— Ну что?
Ответить Нил не успел, ибо вновь прогремел тот же голос:
— Фредди, стой, черт тебя побери! Это же я, Вико!
Краем рта А-Фатт прошептал:
— Ступай вперед. Говорить после.
Нил кивнул и, не сбавляя шага, отошел подальше, а затем из-под укрытия стоек с одеждой стал наблюдать за незнакомцем и А-Фаттом.
Даже издали было понятно, что первый о чем-то упрашивает, а второй отказывает наотрез. Но потом А-Фатт вроде как уступил, и толстяк, облегченно вздохнув, его обнял и побежал к причалу, где стояла изящная корабельная шлюпка.
— Кто это был? — спросил Нил, дождавшись друга.
— Вико, отцовский управляющий. Я о нем рассказывать, помнишь?
— Чего он хотел?
— Говорить, отец болеть. Сильно желать меня видеть. Очень звать.
— Ты согласился?
— Да. Я идти на корабль. Вечером. За мной прислать лодка, — в своей отрывистой манере проговорил А-Фатт.
Сам не зная почему, Нил встревожился.
— Надо бы это обсудить, — сказал он. — Как ты объяснишь отцу, где ты был все это время?
— Никак. Скажу, поступить на корабль и уплыть из Китай. Три года в море.
— А если он проведает, что ты был в Индии? Узнает о тюремном сроке и прочем?
— Невозможно. Никак. После Кантона я все время менять имя. В тюрьме меня держать, настоящее имя не знать. Не доказать.
— А что потом? Вдруг он захочет, чтобы ты остался с ним?
А-Фатт покачал головой.
— Нет. Не захочет. Очень бояться, что старшая жена узнает. Про меня.
Порой он выказывал почти сверхъестественную проницательность. Вот и сейчас А-Фатт обнял друга за плечи и спросил:
— А ты бояться я оставлю тебя одного, да? Не тревожься. Ты мой друг, верно? Я не бросать тебя на чужбине.
Вечером, когда А-Фатт уехал на «Анахиту», Нил дожидался его на лодке-кухне. Прошло довольно много времени, он уже сомневался, что друг нынче вернется, а потом досадливо подумал: с какой стати я решил, что мое будущее зависит от встречи А-Фатта с отцом? Если пути наши разойдутся, что ж, я и один как-нибудь проживу. Нил перебрался в «домик» на корме, где провел предыдущие ночи, и почти мгновенно уснул.
Ночью встав по нужде, он увидел яркую луну, зависшую над рекой. Справив дело, Нил уже хотел вернуться ко сну, но вдруг на носу лодки различил два силуэта.
Сна как не бывало. Вглядевшись, в этих фигурах, привалившихся к борту, Нил узнал своего друга и хозяйку лодки.
— А-Фатт?
Ответом ему было приглушенное мычание. Подавшись вперед, Нил разглядел, что друг его в руке баюкает трубку.
— Чем ты занят?
— Курю.
— Опий?
А-Фатт медленно запрокинул голову; на освещенном луною лице его, бледном, но отнюдь не сонном, застыло незнакомое выражение покоя и мечтательности.
— Да, опий, — тихо сказал он. — Вико угостить.
— Осторожнее, ты знаешь, как он на тебя действует.
А-Фатт пожал плечами:
— Ты меня застукать. Но сегодня есть причина.
— Какая?
— Отец кое-что рассказать.
— Что?
После долгой паузы А-Фатт ответил:
— Мама умереть.
Нил ахнул, а на лице А-Фатта не дрогнул ни один мускул, голос его был бесстрастен.
— Как это случилось?
— Отец говорить, наверное, грабители. — А-Фатт опять пожал плечами и промолвил, как будто подводя черту: — Нет толку говорить.
— Погоди, нельзя так оборвать разговор. Что еще сказал отец?
Голос А-Фатта стал глуше, он как будто доносился из глубокого колодца:
— Отец очень обрадоваться. Все время плакать. Говорить, сильно беспокоиться обо мне.
— А ты был рад его увидеть?
И снова А-Фатт пожал плечами, но промолчал.
— А еще что? Он сказал, что тебе делать дальше?
— Отец думать, мне лучше ехать к сестре в Малакку. После Кантона он давать мне деньги начать свое дело. Надо ждать три-четыре месяц.
А-Фатт как будто уплывал куда-то, и Нил понял, что больше ничего не добьется.
— Ладно, давай-ка спать, — сказал он. — Утром поговорим.
Нил шагнул на корму, но А-Фатт его окликнул:
— Постой! Для тебя тоже есть новость.
— Какая?
— Хочешь работать у отца?
Отсутствующий взгляд и застывшее лицо подали мысль, что друг просто заговаривается.
— О чем ты?
— Отцу надо
