Шрифт:
Закладка:
Перешли Стрёммен. Дальше, в Городе между мостами, дорогу показывал Кройц.
Только когда свернули в Скорняжный, сообразили, что пьяное мычание и орлиный клекот Грю мало сообразуются с задуманным предприятием. Прогулка заняла больше времени, чем рассчитывал Кройц; стрелки часов на колокольне Немецкой церкви были уже ближе к рассвету, чем к полночи, если, конечно, не начать крутить их в обратном направлении. И производимый Грю шум раздражал уже не только Кройца, но и невозмутимых наемников; они то и дело заводили глаза к небу и изрыгали выразительные ругательства, легко переводимые даже без знания их странного языка. Дверь в подъезд взломать ничего не стоило — обычный крючок. Поднялись на один пролет. Грю изо всех сил старался шагать со всеми, но то и дело спотыкался, не рассчитав высоту ступеньки.
У нужной двери остановились. Кройц обвязал подбородок носовым платком и перехватил Франца Грю. Наемники выдвинулись вперед в ожидании сигнала. Кройц с трудом развернул Грю, просунул руку под мышку, дотянулся и зажал рот. Достал нож, не торопясь, нащупал нужную точку между ребер, всадил нож в спину приятелю и налег всем весом. В руку ударила горячая пульсирующая струя. Грю медленно осел на каменный пол лестничной площадки.
— Извини, Франц… уж очень надо было тебя оставить здесь. Для дела надо. Для правдоподобия, понимаешь.
Кройц кивнул. Русские парни вышибли дверь с одного удара, будто она была сплетена из соломы, и ворвались в комнату.
Послышался сдавленный стон — первый из нападавших споткнулся о поставленный у дверей сундук, ударился лицом о пол и замолк, получив добавку в виде тяжелого удара ногой по затылку. Второй мгновенно ослеп — Кардель плеснул ему в лицо полкувшина перегонного. Пока он тер глаза, нож у него вырвали, и парень, ничего не видя, полетел по лестнице, пересчитывая ступени. Третий ждал за дверью. Кардель мгновенно развернулся и ткнул культей вслепую. Как всегда, сжал зубы от острой боли. Первый из нападавших прошмыгнул мимо и бросился бежать, перепрыгивая через ступеньки и выкрикивая матерные ругательства. Кардель на секунду отвлекся, и это спасло того, кто дожидался в засаде, — тот тоже бросился бежать.
— Ах вы, сучье семя… дуйте отсюда, пока целы.
Кардель погнался за взломщиками — пресечь всякую попытку к перегруппировке, но не заметил, что еще один притаился на площадке. Острая боль в здоровой руке, рукав тут же намок и сделался горячим от крови. Он выбросил деревянный кулак — почти вслепую, в направлении, откуда нанесен удар. Многолетний инстинкт бойца сработал — нападавший побежал, воя и вспоминая мать почти одинаковыми на всех языках словами.
Кардель зажал рану на плече культей и тут же споткнулся о лежащий на площадке труп.
И сам бы не мог сказать, спал он или не спал, — как только Винге появился на площадке, тут же открыл глаза. Вернее, один глаз. Он сидел на полу, прислонившись спиной к каменному столбу, по которому вилась спираль винтовой лестницы. Из бойницы в пролете сочился пасмурный утренний свет. Карделю показалось, лучи не падают прямо, как им полагается по закону, а ползут по спирали. Сообразил, что кружится голова, зажмурился — надо же снять наваждение.
— Доброе утро, Эмиль.
— Жан Мишель! Вы меня испугали. Что случилось?
— Случился… э-э-э… как бы вам сказать… ночной визит. Довольно скандальные посетители. Что хотели сказать — не знаю… удрали, как зайцы. Вот и решил убедиться, уж не собрались ли они и к вам заглянуть.
— И вы просидели тут всю ночь?!
Кардель потянулся и покачал головой:
— Куда там — всю ночь. Всю ночь я бы не высидел. Всего-то несколько часов. Даже и ждать не собирался, пока вы меня обнаружите. А тут мести начали — ш-ш-шу — ш-ш-шу, ш-ш-шу — ш-ш-шу… ну и прикорнул.
Винге присмотрелся: рукав синего форменного кителя потемнел.
— У вас кровотечение.
Кардель спрятал руку за спину.
— Чепуха. Царапина. Нож скользнул — и всех дел. Не о чем говорить.
Он с некоторым усилием, но довольно бодро поднялся. Постарался выглядеть как можно бодрее.
— Кто это был?
— Удивляться нечему. Я за последнее время немало осиных гнезд разворошил. А это дело такое: рано или поздно ужалят.
— И все же? Что произошло?
— Я вообще-то вернулся поздно, порядком за полночь. Даже лечь не успел, слышу — какой-то шум на улице, а потом и на площадке. Если уж пустились на такое дело, могли бы и потише. А с другой стороны — сами подумайте. Время такое, что кто бы сомневался — я уже давно задаю храпака. Ну, тут что… двое протаранили дверь. Задача нетрудная — я же месяцами вышибалой подрабатывал… а вышибале за что деньги платят?
— Чтобы вышибал, насколько я соображаю, — улыбнулся Винге.
— В чем, в чем, а в сообразительности вам не откажешь. Вот я их и вышиб. Но они оставили за собой труп. Я к этому отношения не имею, но вообще-то он мне знаком. Еще по флоту. Боевой товарищ… только никакой он мне не товарищ. Я его навестил весной… назвать это товарищеской встречей мало кто решится.
— А тело?
— Отнес на улицу и посадил на углу. А старуху-служанку из хозяйского флигеля попросил прибраться. Она мне обязана кое-чем, а держать язык за зубами ее учить не надо.
— А зачем они… одного из своих? Очень странно.
— Черт их знает. Ножом в спину ударили. Крови столько… думаю, прямо в сердце. Но вонь такая, будто у него в жилах не кровь, а перегонное. Если его приятели пили с ним, могли и по ошибке заколоть. Темно, да еще кровь играет.
— Вы так думаете?
Кардель покачал головой:
— Ну нет. Я так не думаю. Если бы я так думал, нашел бы получше место, чем ваша площадка… Но, как сказано, не знаю. Как ваш брат говорил — есть такой закон. Закон парности случаев. Вот чтобы никакой парности не вышло, решил к вам забежать.
Винге вернулся в комнату и через секунду появился уже в накидке. Тщательно запер дверь.
— Я сейчас иду к Блуму. Узнаю, какой урожай убитых нынче ночью. Но вряд ли эта история на совести Тихо Сетона.
Кардель проводил его вниз, и только теперь, на свету, Винге заметил, насколько бледен его напарник.
— Жан Мишель… позвольте осмотреть вашу рану.
Схема одна и та же, еще с начала года. Эмиль приходит на место встречи в квартале Цефей и ждет. Если ночь прошла без приключений, никто не является — через условленные четверть часа можно уходить. Если Исак Блум заподозрил что-то необычное, является сам, а когда события не выходят за пределы вполне тривиальных, приходит посыльный с оставленными на рассвете докладами ночной стражи. Либо устными, либо кое-как накорябанными в журнале. Кляксы и чудовищные ошибки свидетельствуют как о серьезных пробелах в образовании ночных рыцарей, так и об их сомнительной трезвости. Ничего не остается, как самому начинать обход моргов. Единственная ценная информация в этих докладах — географическая. Где именно произошло убийство. Винге приходится самому обходить морги. Могильщики его уже знают. Некоторые сопровождают каждое его появление злобными комментариями. Их можно понять: лето, жара, хоронить надо как можно быстрее — иначе не продохнешь от мух и другой нечисти. Другим наплевать, даже рады отсрочке — не надо сразу браться за лопаты.
