Шрифт:
Закладка:
Глава 25
С девкой Ариной, выкупленной у дядюшки, все было просто: круглая сирота, потому и взята в дворовые, потому-то барин столь легко решился на приключение с ней, без ласок и уговоров. А вот семейный статус садовника непонятен. Половина объявлений, пять из десяти, «отдавали в наем» мужа с женой, в одном случае — кухарку с малолетним сыном. Хотелось надеяться, что в остальных — холостяки или вдовцы. В том числе «садовник, 40 лет от роду, нраву доброго, в оранжерейной, садовой и огородной работе сведущий».
Все эти объявления я прочла в почтмейстерской конторе, подарив чиновнику коробочку зефира и получив право ознакомиться со всеми газетами, предназначенными для другого получателя. Чиновник рассыпался в благодарностях, велел заварить чаю, сам угостил меня моими же зефирками и стал знакомить с новостями, о которых не упоминали газеты.
— Московский-то наш выскочка отличились-с! Вот уж фанфарон фанфароном, а дельный, тут ничего не попишешь. Хорошо задумал-с, теперь Владимира получит, как я слыхивал.
Я слушала равнодушно, пока не поняла, что «московский выскочка» — Михаил Федорович Второй, он же дядя-котик. Заслуга оказалась вот какой. Когда стало ясно, что у помещиков не только в уезде, но и в губернии хлеб заканчивается к началу лета, чиновник предложил губернатору починить казенные склады, отремонтировать улицы, разбить бульвар на набережной. И для этих работ командировать дворовых мужиков за небольшую плату и бесплатное пищевое довольствие. Часть заработанного получали владельцы, так что у них был свой интерес. Кроме того, если мужик был женат, его семье выдавали хлеб из казенного магазина-склада.
Я вспомнила, что и к нам заглянул мелкий чиновник, спросить, нуждаются ли мои дворовые и есть ли у них работа. Конечно же, лишних людей у меня не нашлось, но я так и не поняла, для какого проекта.
Хорошо придумано, между прочим, и орден по заслугам. Вот почему уже недели три ко мне не приходят за «кусочками» — в соседних деревнях появился казенный хлеб. Дядя-котик — хороший менеджер. Словно из будущего. Ох… дело в том, что мы с моим Мишей когда-то очень любили такого писателя, как Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. А этот достойный человек, кроме литературных талантов, имел весьма впечатляющие таланты управленческие. И за свою жизнь успел побыть не только ссыльным писателем, но и вице-губернатором, а потом и просто губернатором. Так вот, в его биографии мы и вычитали когда-то такой ход, какой нынче применил дядя-котик. Правда, это произошло много позже, но и сейчас прекрасно сработало. А мое сердце заставило больно стукнуться о ребра.
Пока я так рассуждала, в контору заглянул и получатель газет — Михаил Первый. Ну как по заказу!
— Здравствуйте, Эмма Марковна. Никак опять в Нижний собрались? Или просто за почтой пожаловали да новостями?
— За почтой и новостями, — покривила я душой. Не знаю почему, но вот этому медвежеватому исправнику не хотелось говорить о целях моей поездки. Сказать просто: еду покупать садовника — язык не повернется. А газетный эвфемизм, мол, беру в наем, не годился тем паче.
— Похвальное дело, — улыбнулся в усы Михаил Федорович. — Я вот тут разъезжаю, тружусь. Защищаю крестьян от помещиков и помещиков от крестьян. За то спасибо, что ваших не приходится. А за Егорово — спасибо сугубое. Вот уж было то ли болото Лернейское, то ли конюшня Авгиева. И жди, что раньше — мужички владельца на рога поднимут или перемрут с голодухи.
В голосе собеседника ощутилась мелкая недоговоренность, и я спросила:
— А за что-то — не спасибо?
— Ох, Эмма Марковна, — ответил капитан-исправник после небольшой паузы, — ни одно доброе дело не должно безнаказанным остаться. Уж не знаю, где эту иноземную шутку слышал, но так оно и есть. Вы Егорово купили, мужичков подкормили, дали что посеять. Теперь слухи ходят о вас не только по уезду, но и по губернии.
— Я еще один клад нашла?
— Если бы… — ответил исправник. — Да чего о глупостях. Сплетня — не донос. С другой стороны, я слыхал, что московский губернатор Ростопчин к домам сплетников посылал тройку с фельдъегерем: мол, язычок не придержите — в Сибирь. У меня таких прав нет.
Мы оба замолчали. Я понимала, что Михаил Федорович не хотел говорить подробности о помещичьей болтовне, а мне сказать было нечего.
— Кстати, — продолжил беседу Михаил Первый, — тезка-то мой каким молодцом. Я, каюсь, после той истории тревожной всяко о нем думал. Как у баснописца Крылова: «Зубастой щуке в мысль пришло за кошачье приняться ремесло».
Я еле сдержала фырканье. Объяснить ли Михаилу Федоровичу, что Михаил Второй и есть дядя-котик?
— Молодца, молодца, — повторил капитан, — облегчил мой труд. А вот мне на днях пришлось побывать цирковым антрепренером. Послушайте и посмейтесь. Откомандировали меня на Макарьевскую ярмарку, подсобить. Тоже дело со слухами связанное, да поопаснее. Вы же сами видите, какое небо в этом году странное, с густой желтой поволокой. Если в такое небо долго пялиться, всякое узреть можно. Например, нашелся в Макарьево пророк-толкователь, разглядел в облаках Жену, от Дракона убегающую. Сюжет-то вспомнили?
Я кивнула — что-то такое было в Апокалипсисе. Причем в начале книги.
— Ну и продолжение понятно — явится Змий на землю грешную, и начнутся страсти. Пророку — почитание и гроши, начальству — головная боль. Ведь любые бедствия за грехи начальства посылаются. Молодчика под вечер заарестовали, вот только дальше как? Своя паства у него собралась, узнает — станет бунтовать. Мне говорят: придумаешь чего? Я сначала его винцом угостил, расслабил немножко, потом зыркнул, гаркнул — все знаю про тебя! Тот признался, мол, солдат беглый, еще с двенадцатого года. В бурлаки подался, надоело лямку тянуть, сперва воровал, потом понял, что голосок бойкий, вот и стал лжепророком. Тогда я ему еще вина поднес и говорю по-доброму: хоть ты и прощелыга, но если сделаешь, как я прикажу, то помилую. Отправлю в монастырскую тюрьму, молиться, работать, потом выйдешь, коль не станешь буйствовать. Без кнута, клейма и Сибири, как за все твои дела полагается. Плут умный попался, согласился.
— Так что вы ему приказали? — спросила я.
— Народ потешить, — ухмыльнулся исправник. — На другой день все спрашивают: где человек, что небесные знамения видел и толковал?