Шрифт:
Закладка:
Все дружно захлопали и загудели, обрадовались и недовольно зашушукались – понятное дело, работниками всегда недовольны. И работники тоже всегда недовольны начальством. Жизнь.
А тридцать первого будет выходной – повезло, совпало с субботой. Ну и отлично: долгожданный сладкий сон, потом две чашки крепкого кофе – и на диван, к телику.
Весь день можно смотреть старые любимые комедии – сейчас таких нет, один суррогат. Потом потрепаться с мамой и Веркой, прочесть кучу сообщений от ненужных и нужных людей.
Подремать на диване, почитать, снова включить телик и снова попасть на замечательный фильм, например на «Бриллиантовую руку» или «Джентльменов удачи», которые можно смотреть бесконечно.
А потом под бой курантов выпить бокал шампанского – брют Катя не любит, а любит сладкое асти.
Ну и все, ритуал соблюден, и можно укладываться в кровать. И еще радоваться, что все наконец закончилось.
Подготовка к празднику, корпоратив, сам Новый год – все позади, и это прекрасно.
Скорее бы будни, работа, чтобы не думать, не думать, не думать…
Катя уснула под «Любовь и голуби», в самый разгар курортного романа нелепого Василия и несчастной Раисы Захаровны.
Уснула, потому что выпила два бокала вина. А что такого, женщина она свободная, семьей и гостями не обремененная, хочу – сплю, а хочу – выпиваю.
Спала она крепко, со снами, странными, но не тревожными, как обычно, а светлыми и даже радостными. Сюжет потом не вспомнился, а ощущение радости осталось.
Разбудил ее звонок в дверь. От неожиданности – кого еще принесло? – она вздрогнула и открыла глаза. Верун? Да, скорее всего! Верка такая, бесцеремонная. Делает, что приходит в буйную головушку. Конечно, она, кто же еще! А может, не открывать, раз без звонка и предупреждения? Еще и нарядится, как чучело огородное, в какую-нибудь Снегурочку или, того хуже, в Деда Мороза, с нее станется. Намалюет помадой щеки, наклеит ресницы, наденет накладные косы, украсит их мишурой – и нате вам, Снегурка! Смотрите и радуйтесь!
С тяжелым вздохом Катя сползла с дивана. Глянула в глазок. За дверью стоял Чемоданов. Обычный такой Чемоданов, спокойный, как памятник, в старой дубленой куртке, в высоких ботинках и с непокрытой головой.
И выражение лица было знакомое, чемодановское, – спокойное, безмятежное, невозмутимое.
Как будто ничего не случилось, и они не ссорились, и Катя не уехала от него, кипя от негодования и обиды.
Катя смотрела на Чемоданова, а Чемоданов смотрел на дверь.
Протянул руку к звонку. «Ага, понервничай! – усмехнулась Катя. – А я тебе не открою! Думай что хочешь. Куда я ушла, к кому и зачем».
Второй звонок был длиннее первого, но тоже вполне деликатный, Чемоданов и нервы – ну нет, хладнокровия и терпения ему точно не занимать.
Ну-ну, дело ваше. И Катя на цыпочках пошла обратно к дивану.
Раздался писк эсэмэски. Катя глянула – он. Что, терпение заканчивается, нервничаем, господин Чемоданов?
Я знаю, что ты дома. Пожалуйста, открой дверь. Мне надо сказать тебе что-то важное.
Надо ему! Ему, видите ли, надо!
А ей вот не надо, понятно? Он знает, что она дома. Подумайте! Шерлок Холмс с миссис Марпл. Конечно, знает – на кухне горит свет, в комнате включен торшер и мелькает телевизор. Любой дурак поймет, что Катя дома.
Звякнула следующая эсэмэс:
Катя! Я прошу тебя. Мы же не дети!
Следом раздался третий звонок. Куда более настойчивый и раздраженный.
«Ах да, третий звонок! – усмехнулась Катя. – Пора начинать спектакль!»
Она подошла к двери и с силой дернула ее на себя.
Видок у нее был еще тот – заспанная, растрепанная, злющая.
Чемоданов невозмутимо кивнул и прошел в квартиру.
Никаких попреков и выяснений. Робот, а не человек. Машина.
Катя не предложила ему раздеться – стояла с насмешливой и недоброй ухмылкой, поза руки в боки.
– Что, Чемоданов? – спросила она. – Заехал поздравить? А где же подарок?
– Подарок, – повторил он и суетливо полез в карман куртки. – Вот он, подарок! – смущенно сказал Чемоданов, протягивая ей маленькую темно-синюю коробочку. – Надеюсь, тебе понравится.
– Что это?
– Кольцо. Ну типа помолвочное.
– Какое? – с издевкой переспросила Катя. – Я не расслышала, повтори.
Чемоданов собрался. Выпрямил спину, гордо вскинул голову и, кашлянув, спросил:
– У тебя со слухом проблемы? По-мол-воч-ное! Теперь расслышала?
Пикируется – еще и пикируется! Вот гад! И главное – никаких извинений! Ни слова, вот человек!
– Теперь – да! – хмыкнула она. – Теперь расслышала.
Чемоданов облегченно выдохнул, расслабился и настороженно улыбнулся.
Катя открыла коробочку, в ней лежало кольцо. Хорошее кольцо, из белого золота, как она любила, с небольшим, но чистым бриллиантом. Неброское и непафосное – словом, такое, как надо.
Повертев коробочку, Катя кольцо не примерила и положила обратно.
– И что? – пренебрежительно фыркнула она. – Что дальше?
– Как – что дальше? – Чемоданов окончательно растерялся. – А дальше, – голос его стал хриплым, – а дальше я зову тебя замуж. Или приглашаю! Или так не говорят? – совсем потерялся он.
– «Или, или», – передразнила его она. – Вы только подумайте – он приглашает! Надо же, а! – с презрением фыркнула Катя.
Да, неожиданно…
И что-то совсем нет радости. Или просто злость еще не прошла?
Катя не была отходчивой, это правда. И разобидеться вот так, сразу, не умела. Верка умела, а Катя нет. Верка вообще не помнила зла – счастливое устройство организма. А у Кати все откладывалось, как жировые запасы, а потом, когда надо или не надо, всплывало.
– Замуж, Чемоданов, не приглашают. Приглашают в гости. А замуж зовут!
Чемоданов почему-то обрадовался:
– А, ну, значит, зову! Кать, у меня это в первый раз! Опыта нет, извини.
«Не в опыте дело, а в мозгах, – подумала Катя – болван ты, Саквояж, непробиваемый. Все тебе как с гуся вода. Отправлю тебя сейчас, может, что-то дойдет! Только вот хватит ли смелости отправить?»
Смелости не хватило. Чемоданов, резво скинув куртку и ботинки, пошел в ванную вымыть руки и очень довольный уселся за стол.
«Ну что за человек? – глядя на него, возмущенно думала Катя. – Сияет, как начищенный самовар. А у меня все бурлит. Как все просто – пришел, вручил кольцо и прощен! Готов вести под венец! Надо же, осчастливил! А вот как пошлю его! Полетят клочки по закоулочкам! Выскажусь и выпру за дверь. Не ущемлю свое самолюбие, не откажу себе в удовольствии. Зачем я сама себе вру? Я