Шрифт:
Закладка:
Я спросил, почему он перестал мне писать, как прошли для него эти двадцать лет.
— Я от всего отрешился. Как и ты, наверно, только на свой манер. Плыву по течению. В Англии не был со дня отъезда. Что ты там держишь? — спросил он.
Я показал ему аспирин:
— Боюсь, это мало поможет. Вот что я предлагаю: я останусь здесь на ночь, а с утра первым делом договорюсь с хозяином, найму пару крепких ребят, и вместе мы тебя транспортируем в долину.
Он покачал головой:
— Пустая трата времени. Мне крышка. Я знаю.
— Чепуха! Тебе нужен врач и нормальный уход. Здесь это организовать невозможно. — Я оглядел помещение, плохо освещенное, душное.
— Да не заботься ты обо мне. Есть кое-кто поважнее.
— Кто же?
— Анна. — И пока я оторопело молчал, не находя слов, Виктор добавил: — Она по-прежнему на Монте-Верита.
— Ты хочешь сказать, что она так и осталась там? В монастыре?
— Ну да. Поэтому я здесь. Бываю регулярно, раз в году — с тех самых пор. Ты забыл? Я же писал тебе, сразу после войны. Живу на побережье, в рыболовецком порту, там тихо, спокойно. И каждый год, в одно и то же время, поднимаюсь сюда. Нынче вот припозднился из-за болезни.
Все это было невероятно. Что за существование — двадцать лет одиночества, без друзей, без интересов… Месяцами ждать, пока придет час очередного безнадежного паломничества…
— Ты хоть раз ее видел? — спросил я.
— Нет.
— Ты пишешь ей?
— Каждый год. Пишу заранее, письмо беру с собой и оставляю у стены, а на другой день прихожу за ответом.
— И твое письмо забирают?
— Всегда. На его месте я каждый раз нахожу плоский камень. И там чем-то острым нацарапано несколько слов. Я уношу все эти камни с собой. Их уже много накопилось. Лежат дома у меня, на побережье.
Его слова меня поразили. Сохранить такую верность, преданность, пронести через долгие годы…
— Я пытался узнать про их религию, — продолжал он. — Вера очень древняя, древнее христианства. О ней упоминается в старых книгах — не прямо, намеками. Я кое-что раскопал. Говорил с учеными, которые изучают мистицизм, старинные обряды древней Галлии, друидов. Когда-то между горными народами существовала тесная связь. И во всех источниках особо подчеркивается власть луны и вера в то, что последователи этой религии навсегда остаются юными и прекрасными.
— Ты так говоришь об этом, Виктор, словно сам веришь, — сказал я.
— Да, верю. И дети тоже верят — те немногие, что остались в деревне.
Наш разговор явно утомил его. Он потянулся за кувшином с водой, который стоял на полу возле кровати.
— Дружище, — сказал я, — аспирин тебе не повредит. Снимет жар. Поможет заснуть.
Я заставил его принять три таблетки и поплотнее укрыл одеялами.
— Есть в доме женщины? — на всякий случай спросил я.
— Нет. И это для меня загадка. Деревня почти пустая. Говорят, всех женщин и детей помоложе переправили в долину. Осталось в общей сложности десятка два мужчин и подростков.
— А когда именно ушли женщины и дети?
— Похоже, за несколько дней до того, как я сюда добрался. Этот малый, которого ты видел, — сын старика, что жил здесь раньше. Старик давно умер, а сын дурак дураком. О чем ни спросишь, ничего не знает. В хозяйстве, впрочем, кое-что смыслит — еды принесет и постель тоже даст. А вот мальчонка у него вполне сообразительный.
Виктор закрыл глаза; я надеялся, что он уснет. Я догадывался, почему женщины и дети бежали из деревни: жителей предупредили о возможных волнениях. Виктору я об этом сказать не решился. Только бы он уступил моим уговорам и позволил перенести его в долину…
К этому времени совсем стемнело, и я проголодался. Я прошел через какую-то полутемную клетушку и очутился на задворках дома. Там никого не было, кроме хозяйского сына. Я попросил его принести мне что-нибудь поесть. Он понял и принес хлеб, масло и сыр. Пока я ел, он стоял и смотрел на меня. Виктор лежал с закрытыми глазами, и я думал, что он спит.
— Он поправится? — спросил мальчик. К счастью, он изъяснялся не на местном наречии.
— Думаю, да. Если удастся найти кого-то, кто поможет доставить его в долину, к доктору.
— Я сам помогу, — сказал мальчик. — Позову еще двух ребят. Идти надо завтра. Потом будет трудно.
— Почему?
— Послезавтра придут люди из долины, поднимется шум, все пойдут наверх. И мы с ребятами тоже пойдем.
— И что там будет — наверху?
Секунду он колебался, но не ответил и только взглянул на меня быстрыми, смышлеными глазами.
— Не знаю, — бросил он и скрылся в глубине дома.
С кровати донесся голос Виктора:
— Что сказал мальчонка? Кто придет из долины?
— Я толком не понял, — ответил я с деланой беззаботностью. — Кажется, ждут какую-то экспедицию. Кстати, он предложил помочь снести тебя в долину.
— Откуда здесь возьмется экспедиция? Это какая-то ошибка.
Напрягая голос, он позвал мальчика и, когда тот появился, заговорил с ним на местном наречии. Мальчику было явно не по себе: он мялся и отвечал нехотя. Несколько раз в разговоре прозвучало «Монте-Верита». Потом мальчик ушел обратно, и мы с Виктором остались одни.
— Ты что-нибудь понял? — спросил он.
— Нет.
— Мне это страшно не нравится. Что-то тут затевается. С тех пор как я слег, чувствую — что-то не так. Мужчины в глаза не смотрят, ведут себя странно. Мальчишка сказал — в долине неспокойно, люди настроены воинственно. Ты не слыхал, что там творится?
Я не знал, что сказать. Виктор пристально глядел на меня.
— Хозяин гостиницы особенно не откровенничал, — признался я, выдержав паузу, — но почему-то усердно отговаривал меня от похода на Монте-Верита.
— И какие доводы приводил?
— В общем никаких. Просто сказал, что могут быть неприятности.
Виктор задумался и вдруг спросил:
— В долине случайно женщины не пропадали?
Лгать было бесполезно.
— Да, я слышал — пропала какая-то девушка. Неизвестно, правда или нет.
— Правда, конечно. Вот в чем причина…
Он долго молчал; я не мог различить выражение его лица. В комнате горела всего одна слабая, тусклая лампа, и лицо Виктора было в тени.
— Ты должен завтра подняться на Монте-Верита и предупредить Анну, — сказал он наконец.
Мне кажется, я этого ждал. Я спросил, как мне действовать.
— Я тебе нарисую маршрут. Сбиться нельзя. Тропа идет по старому руслу, все время на юг. Дожди еще не начались, пройдешь спокойно. Если стартуешь до рассвета, впереди у тебя будет целый день.
— А