поэтому удалось подобраться достаточно близко к немецкому окопу, прежде чем по нам открыли огонь. На последних пятидесяти метрах нас уже встретили, но не густо – пулемет работал по остальным. Насколько я помню, именно тогда погиб Матье. Не повезло – попали в голову. Мы залегли в воронке метрах в десяти. Я, Молинаро и лейтенант бросили гранаты. Молинаро в этот момент подстрелили в руку. Пока противник не пришел в себя после гранат, мы прошли последние десять метров и оказались уже в траншее. Капитан приказал обезвредить пулемет, поэтому мы сразу начали продвигаться в ту сторону, откуда слышался его треск. Я работал дубинкой впереди вместе с лейтенантом – у него был револьвер и нож. Откуда-то сбоку на нас свалился здоровяк с ножом и маузером. Он ударил Молинаро гардой ножа по лицу и успел дважды или трижды выстрелить ему в живот, прежде чем лейтенант застрелил его – Молинаро погиб на месте. В этот момент немцы пришли в себя и контратаковали нас втроем врукопашную. Все начало происходить слишком быстро, чтобы я смог это даже осознать, не говоря уже о том, чтобы что-то запомнить. Могу сказать только, что мне оцарапали левую руку и неглубоко порезали левое же плечо. Лейтенант Д’Юбер получил штыком в живот и выглядело это очень скверно, а у Бюкара было разбито в кровь лицо. Лейтенант сказал, что прикроет нас, а капрал пошел вперед. До пулеметной точки оставалось метров двадцать. Пулеметчик работал в одиночку. Я выстрелил ему в спину, но, как оказалось, не убил. Бюкар подбежал к пулемету и три раза выстрелил в кожух из винтовки, после этого решил погнуть ствол и начал бить по нему прикладом. Неожиданно пулеметчик вскочил, вцепился в капрала и откинул в сторону. После этого он смог поднять пулемет – тот был на сошках, а не на станке – и ударил им Бюкара несколько раз как дубиной. Я все жал на спусковой крючок, но винтовку заклинило. В итоге я отбросил ее и подбежал к капралу и навалившемуся на него пулеметчику. Тот парень был уже мертв, поэтому я стащил его с Бюкара и попытался поднять того на ноги. Капрал был ранен, он с трудом поднялся и, опираясь на меня, смог идти. Когда мы уже почти дошли до лейтенанта Д’Юбера, Бюкару выстрелили в спину – он погиб. Я поднял лейтенанта, который, то терял сознание, то приходил в себя и попытался нести его. Шагов через десять я упал и дальше тащил его за собой по земле. Так я оттащил его в поле довольно далеко от позиций немцев, потом обессилел, но к счастью нас нашел младший лейтенант Делло и привел помощь.

Сержант замолчал. Черты его лица обострились, взгляд был уставлен в несуществующую даль, а шрам оказался заметно глубже, чем Лануа показалось раньше. С момента начала своего рассказа Нойвиль постарел лет на десять и стал почти одного возраста с Огюстеном.

***

Робер Моррас, солдат.

– Что-нибудь еще, Моррас?

Сухой невысокий мужчина, перешагнувший сорокалетний рубеж, сидел с задумчивым лицом. У Огюстена не было больше вопросов к солдату Моррасу, подпись тот тоже поставил, но отчего-то не спешил уходить.

– Солдат, вы меня слышите?

– А? Простите, господин коммандан, я задумался…

Моррас быстро посмотрел на Лануа и неуверенно спросил:

– Господин коммандан, разрешите поделиться?

– Чем поделиться, Моррас?

– Мне тут пришли в голову кое-какие соображения, пока я отвечал на ваши вопросы…

– Ваши соображения имеют отношение к делу?

– Лишь косвенное, господин коммандан.

У Огюстена не было времени на соображения Морраса, но ему не хотелось обижать этого маленького человека, на лице у которого было написано городское происхождение и академическое образование, а на груди нашлось место знаку За ранение.

– Только быстро, Моррас.

– Конечно, господин коммандан… Давно, еще до Войны, я читал книгу по германской и скандинавской мифологии. Среди прочих занимательных историй там нашлось место описанию Конца Света. Они называли его Рагнарек. С днем Рагнарека связано много интересных легенд, но мне вспомнилась одна из них. Согласно мифу, в Рагнарек, когда чудовища и великаны будут биться с богами, смелые воины, попавшие после смерти в Вальгаллу – чертоги богов – выйдут из ее врат, чтобы сражаться на стороне богов и все погибнут.

Я уже не раз за последнее время задавал себе вопрос, господин коммандан: отчего германцы не отступали? Почему продолжали отбивать наши атаки? Весь последний год все прекрасно знали, чем закончится Война, в том числе и немцы. Только это не имело для них никакого значения. Я рассказывал вам о том, что видел той ночью и неожиданно нашел ответ на свой вопрос – люди, противостоявшие нам, увидели Рагнарек. Осознанно или нет, они восприняли этот бой как неизбежный, как последний. Немцы не отступали потому, что не видели в этом смысла – если весь мир рушится, бегство не спасет жизнь.

– Но ведь боши христиане, а не язычники, Моррас. Большинство из них, скорее всего, даже не знает об этой легенде.

– Вы правы, господин коммандан, но только собственную кровь не обманешь. Мы ведь тоже уподобились величайшим героям нашей культуры, даже не осознавая этого. Разве, когда под Марной мы держались из последних сил, не был каждый из нас подобен Роланду16? И какая разница, что сам Роланд известен далеко не каждому французскому солдату?..

Но, как часто бывает, господин коммандан, отвечая на один вопрос мы тут же оказываемся перед новым: человек, который пережил Конец Света… как он теперь воспринимает мир? Что для него человеческая жизнь после того, как он увидел Гибель богов? Простите, господин коммандан, я иногда становлюсь занудным…

***

Габриель Лукени, солдат.

– Нет.

– Во-первых: добрый день. Во-вторых: назовите свое имя и звание. В-третьих: извольте обращаться к старшему по званию согласно уставу. В-четвертых: я еще ничего у вас не спросил и не могу понять, на какой вопрос вы отвечаете.

Вошедший солдат был смуглым и темноволосым. Лицо его было угрюмо, а взгляд исподлобья, которым он смотрел на Лануа, в прежние времена стал бы поводом для порки плетьми.

– Габриель Лукени. Господин коммандан… Нет, я не подпишу прошение за Мишо.

– За капитана Мишо. Ваше звание?

– Солдат… Будто можно во Франции дослужиться до офицера не имея денег и связей… господин… коммандан.

– О том, как становятся офицерами во Франции, вам лучше спросить у лейтенанта Феро, а со мной я вам настоятельно рекомендую больше таким тоном не разговаривать, Лукени. Садитесь и объясните, почему вы не хотите подписывать прошение.