Шрифт:
Закладка:
— В мою башку она пырилась своими гляделками! — сердито сказал я.
Мне было неловко от того, каким беззащитным я оказался против кайлитов.
— Молодые не уважают чужих границ, — спокойно ответила мне Меланта. — А уж молодые кайлиты… Геманта хорошая девочка. Но я прошу прощения за её неаккуратность.
— Проехали, — буркнул я. — Чего уж теперь-то…
— Я не уверена, что это коллапс, — сказала Аннушка задумчиво. — Но я сейчас и в себе-то не уверена. Ты права, Мел, я изменилась. Тому есть причины, надеюсь, их влияние временное, но сейчас мои отношения с Фракталом… не такие, как раньше. И я не могу определить, к чему относятся те странности, которые я тут ощущаю — к срезу или ко мне.
— Тот синеглазый сказал почти то же самое, — кивнула рыжая, — «похоже на коллапс, но какой-то странный». А ещё он заявил, что «не чувствует фокус», что бы это ни значило.
— Да, пожалуй, он прав. Я тоже его не чувствую. Ни у кого из твоих рыжих засранок не появилась внезапная привычка таскать тёмные очки?
— Нет, я первым делом проверила, когда стала подозревать коллапс. Кто бы это ни был, он не среди нас.
— Но, чёрт побери, — воскликнула Аннушка, — тогда где?
Глава 26
Ночная трансляция
До вечера Андрей так и не приехал, так что мы остались ночевать. Комнату нам подготовили, застелив широкую кровать свежим бельём под такое перемигивание и хихиканье многочисленных рыжих девчонок, что Аннушка мне сходу заявила:
— Никакого секса!
— Почему это? — удивился я. — Тут есть ванна, и вообще, кровать отличная.
— Потому что при таком количестве озабоченных эмпаток вокруг это всё равно, что на площади в базарный день трахаться.
— Да пусть завидуют, тебе что, жалко? Представь, у них тут только братья, и тех в пропорции один к десяти. Некоторые уже родили пятерых, а что такое секс, понятия не имеют. Неужели тебе их не жалко?
— Ух ты, посмотрите, жалельщик какой нашёлся! Тебе просто хочется меня трахнуть.
— Разумеется. Мне всегда этого хочется. Но всё же…
— Да тут больше половины вообще дети! Это непедагогично! Это порнографичнее порнографии!
— Никогда не понимал, какой вред детям от порнографии. После того, как узнал, что про волосы на ладошках нам врали.
— Ты ведь не отстанешь, да? — картинно вздохнула она. — И даже если я скажу «нет», будешь так громко думать о сексе, что, ей-богу, лучше бы трахал?
— Как ты догадалась?
— Ладно, но помни, ты сам напросился!
— Разумеется, — удивился я, — а на что?
— Подожди, я сейчас, — Аннушка вышла из комнаты, оставив меня в одиночестве и недоумении.
В приоткрытую дверь тут же засунулся чей-то любопытный веснушчатый нос, но я погрозил пальцем, и он исчез.
Вернулась она с крошечной белокурой девчушкой… А, нет, женщиной. Просто очень маленькой.
— Это же чья-то симбионтка, да? — умилился я. — Какая мимимишная, как куколка. Удивительно трогательные создания, всё же.
— Не чья-то. Ничья. Ещё не нашла себе кайлитку в пару, поэтому готова экспериментировать.
— Мы что, будем…
— Ты же интересовался, как у них «втроём»? Вот и узнаешь. Что ты так смотришь? Ты же хотел проделать это на сцене? Тогда не удивляйся, что я нашла нам микрофон помощнее.
— Э… Я уже не уверен, что это такая замечательная идея, — сказал я, рассматривая невыносимо хорошенькую миниатюрную женщину. Все признаки, так сказать, взрослости при ней, только размер один к трём.
— А что не так, солдат?
— Боюсь ей навредить.
— Не волнуйся, она, в основном, усиливает обратную связь.
— Тебе самой интересно, да? — догадался я.
— А что, не должно? — фыркнула она. — Всякое у меня бывало в постели, но тройничок с кайлитским медиатором — это, согласись, уникальный шанс. С тех пор, как кайлитов отгеноцидили, на свете, наверное, почти нет людей, которые могут похвастаться таким опытом.
— А Меланта нас не выкинет за это голыми в джунгли?
— А кто, по-твоему, подогнал мне эту мелочь? — Аннушка потрепала крошечную девушку по тонким белым волосам, та потёрлась о её руку и словно неслышно мурлыкнула, отчего у меня горячо отозвалось внизу живота. — Кайлиты обожают веселье и секс в любой форме. Они вообще чертовски отвязные ребята, совершенно без предрассудков. Ну так что, ты готов зажечь на этой сцене? Или слабо, солдат?
— Никогда меня ещё не брали на «слабо» так просто, — признался я.
* * *
Утром выполз в коридор по стеночке, на подгибающихся ногах, но оно того стоило. Пока брёл в поисках завтрака (Аннушка велела принести ей в постель, потому что вставать в ближайшее время не намерена), все встреченные кайлитки улыбались мне до ушей, подмигивали, игриво касались и всячески выражали своё одобрение. Я ощущал его, как чувствуешь щекой солнечный луч — не открывая глаз, но отчётливо. Как ни глупо это звучит, но я как будто стал здесь немного своим, хотя всего лишь… А, ладно, какое там «всего лишь»! Это было невообразимо круто! Чувствовать другого, как самого себя, возбуждаться от его возбуждения, и тем возбуждать его ещё больше… В какие-то моменты мне казалось, что мы сейчас просто взорвёмся, но касание крошечных ручек маленькой белокурой женщины словно выводило нас на новый уровень ощущений, и мы не взрывались, а понимали, что даже это ещё не предел, и предела нет, и вверху только звёздное небо, и мы можем подняться в нашей любви выше звёзд, если захотим. И мы хотели и поднимались, и это было неописуемо.
Вышедшее мне навстречу с кухни лохматое Енька вручило поднос с тарелками и стаканами, и я вернулся к Аннушке.
— Наконец-то! — воскликнула она, хватая бутерброд. — Я дичайше голодная. Не врали, оказывается, про кайлитские чудеса.
— Мы же правильно поступили? — спросил я на всякий случай.
— Ты мне скажи.
— Я не променял бы эту ночь на все остальные ночи моей жизни вместе взятые.
— Так что спрашиваешь тогда? Не рефлексируй, а постарайся