Шрифт:
Закладка:
Впереди был рывок к столице герцогства, городу крепости и порту Ревелю. Как бы сотни теперь уже не спешили, а всё же весть по морю от Нарвы их всё равно гарантированно обгонит. А в том, что она будет, можно было даже не сомневаться. Оставалось только идти вперёд настолько быстро, насколько вообще это было возможно, не отвлекаясь и не вступая в сражения или в короткие сшибки.
Эсты, коренное население, обложенное данью новых хозяев и постоянно ими притесняемое, любви к датской короне не испытывало. Не раз уже поднимались они на борьбу, пытаясь скинуть с себя ярмо захватчиков. Но силы были не равными. Эсты, чудь, чухонцы, как называли их новгородцы в средние века, были разделены на племена, а те, в свою очередь, дробились и дальше по родовому признаку.
Используя имеющиеся противоречия и раздробленность местного населения, датчане, проводили старую, как мир, политику «разделяй и властвуй». Большая часть знати эстов, видя силу захватчиков, приняла их сторону, дабы хоть так сохранить свою власть. Тогда, когда более девяносто процентов местного населения исповедовали язычество, они за прошедшие два десятка лет власти датских королей в большинстве своём уже приняли христианство его западного толка.
Главными проводниками колонизации Прибалтики были немецкие наёмники, в основном выходцы из Вестфалии. Именно они составляли основное военное ядро и в землях герцогства, будучи хорошо обученными и вооружёнными бойцами. А в качестве вспомогательных сил вместе с ними выступали легковооружённые отряды лояльных Дании эстских племенных вождей.
В рейдовом эскадроне прекрасно понимали настроение местного населения. Никто даже и не думал, чтобы нарушить их традиции, верования, лишить их имущества или нанести ещё какую-нибудь обиду. За всё платилось сполна русскими серебром и бралось только по обоюдному согласию после честного торга. От того-то перед русскими всегда был указан и открыт наилучший путь, а их кони, да и сами всадники были сыты и боеспособны. Впереди, в трёх днях пути начинались земли подконтрольные Ревельскому гарнизону, и нужно уже было быть настороже.
Порывистый восточный ветер гнал волну Вотского залива, вспенивая её на гребне. Небо хмурилось и сыпало мелким дождём. Погода на Балтике такая непредсказуемая, и даже летом она меняла своё настроение, словно капризная женщина, то одаривая моряка своей солнечной улыбкой, то хмурясь и заливая его слезами дождя, а то, бросаясь на суда и корабельные снасти, с воем ветра дав приступах ярости. Вот и сейчас, сидя в своей качающейся каюте, командир восточного крыла датского королевского флота Эрик Могенсен в сотый раз перебирал и обдумывал все те сведенья, что поступили к нему в ближайшее время и заставили лично возглавить общий выход в море.
Сначала патрульным судном издали были замечены дымные сигналы береговых дозоров, которые сообщали, что через Неву в сторону залива двигаются какие-то суда. Затем действительно были замечены силуэты двух быстроходных русских ладей, что проскочили по южной стороне залива, в сторону Нарвы, и пропали, как не пытались их обнаружить посланные в погоню дозорные.
А три дня назад и с самой Нарвы по морю прилетела весть о нападение больших конных сил русских, и о гибели в том бою самого коменданта крепости да командира латной кавалерийской сотни в придачу.
По словам вестников, русских было никак не меньше тысячи, а ещё с ними шло несколько сотен степной конницы. И как бы героически не бился с ними благородный комендант Хаген Ларсен и все остальные отважные датские воины, но большая их часть сложила головы в том жарком бою, перебив, правда, при этом без счёта русских варваров. И что вскоре всю эту орду можно будет уже ждать под стенами самой Ревелькой крепости.
Вчера же и вовсе в Ревельскую бухту влетела ладья, прибывшая из русского Новгорода, спешащая с посланием от находящего там Ингвара Кнута. И весть в ней была одна:
«Большое русское войско идёт речным путём к Новгороду, где к нему присоединятся ещё много ладей с воинами для прорыва в Восточное море. Ожидать их можно будет через две-три недели».
Вот теперь-то всё и сложилось в голове у морского начальника! Русские всеми своими силами начали против них боевые действия, и спешат они на помощь своим союзникам – немецкой Ганзе. И как не просил его герцог Эстляндский Кристофер усилить сухопутные силы перед вторжением русской конницы, ответ у Эрика был один: «Приказ короля – утопить русский флот в заливе, не допустив его в открытое море»!
А для этого было нужно стянуть все силы в один кулак и ждать наготове подхода противника. Более тридцати больших военных судов находилось уже в узком заливе, растянутых в неровную линию, с ними было ещё полтора десятка быстрых ладей, да и ещё на подходе были приличные силы, стягиваемые сюда срочно с других участков. Оставалось только ждать этих русских, которые, по уму, вряд ли должны были пока сюда сунуться на своих утлых судёнышках, и, похоже, именно сейчас пережидавших эту непогоду где-нибудь в заводе на тихой реке.
Но бдительность терять было нельзя, и Эрик крикнул вестового: «Сигнал всем кораблям! Усилить наблюдение! Уменьшить расстояние между судами! Будем уменьшать ячею на сетке. Нам тут любая рыба сгодится!»–и улыбнулся такому удачному сравнению.
– Ну что, атаман, самое время подходит нам в Варяжское море прорываться,–обратился к Сотнику старшина ушкуйников Радята Щукарь, стоя на качающейся палубе главного когга. Он снова облизнул палец и поднял его над головой. Точно так же, как по команде сделали и капитаны коггов Михаэль, Дитрих, и Курт со своим братом Зигфридом.
– Я, я, гуд! Ветер с норд остен (северо-востока), он всегда несёт дождь и холод с туманами, и не редко бывает долгим. А это как раз то, что нам нужно,–озвучил общую мысль капитан с «Коня». И остальные ганзейские капитаны дружно закивали, поддерживая сказанное.
– Ну что же, тогда действуем, как и условились, по нашему плану,–согласился с ними Сотник, –Варун Фотич, твой выход! Начинайте!
И вниз по Неве унеслись две ладьи с пластунами.
Все дозоры датчан по берегам реки и ближайшему побережью были давно уже определены и взяты на контроль. Не зря две седмицы подряд пластунская полусотня всё там на пузе исползала да «в каждую мышиную норку и беличье гнездо заглянула». Уже даже имена и клички датских сторожей чуть ли не наизусть вызубрили. Так что, оставалось только обезвредить все их три поста по пять человек в каждом, а уж дальше путь был свободен.
Онни с одним из карельских десятков достался тот первый, что был на самой реке. К огромной прибрежной сосне, где в густом верхнем ярусе была устроена смотровая засидка, ползли звеньевой Калева и двое молодых парней из его рода Микко и Васси.
Маленькую землянку, обустроенную в паре десятков шагов от засидки, окружали остальные восемь разведчиков во главе с самим прапорщиком. Арно, обученный лесной службе пёс карельского взвода, чуть привстал и, молча оскалившись, вытянул морду в сторону прикрытого шкурой входа. Шерсть на его рыжем загривке топорщилась. Что-то сейчас очень настораживало собаку.
