бы быть её личная позиция, с которой можно было бы соглашаться или нет. Мне было читать тошно, но кому-то такое нравится. А вот легенда о том, что режиссёрка провела несколько месяцев с военными без разрешения на съёмки от Минобороны и кураторства со стороны властей - она на кого рассчитана? Я бы поверила, если бы она получила разрешение, но сняла так, как хотела, а не как от неё ждали. Или если бы она приехала, быстро поснимала и через пару дней унесла бы оттуда ноги, пока её не взяли. А та версия, которая преподносится, звучит как-то совсем неубедительно. Я общалась с операторами, снимавшими в горячих точках, и наслышана про их общение с Минобороны. Раздолбайства и идиотизма там хватает, как и везде в России, но бесхозного человека с камерой там никто не оставит без внимания. Даже если человек молоденький, хорошенький и девочка. И да, вопрос к девочке: как можно провести месяцы среди этих солдат без кураторства военного начальства и не быть изнасилованной? (От близких мне женщин, оставшихся в России и живущих в глубинке, я слышу много о том, как им дико страшно ходить по улицам среди "всех этих мужчин". Многих из тех кто вернулся с войны, говорят они, видно даже если они в гражданской одежде, их узнаёшь по стеклянным глазам и озверелым лицам. И не знаешь, чего от них ждать. Я знаю это с их слов, но очень хорошо себе представляю. А вот режиссёрке как-то дико повезло оказаться среди мальчиков-зайчиков.)

  Это действительно очень странная... - Елизавета Александрова-Зорина | Facebook

September 09, 2024 09:18

Артур Соломонов - "Где ты был, когда нас убивали?" Борис Рыжий... | Facebook

"Где ты был, когда нас убивали?" Борис Рыжий (вчера ему бы исполнилось 50 лет Его не стало в 26). ДЕВОЧКА С КУКЛОЙ С мертвой куколкой мертвый ребенок на кровать мою ночью садится. За окном моим белый осколок норовит оборваться, разбиться. «Кто ты, мальчик?» - «Я девочка, дядя. Погляди, я как куколка стала...» -«Ах, чего тебе, девочка, надо, своего, что ли, горя мне мало?» «Где ты был, когда нас убивали? Самолеты над нами кружились...» -«Я писал. И печатал в журнале. Чтобы люди добрей становились...» Искривляются синие губки, и летит в меня мертвая кукла. Просыпаюсь - обидно и жутко. За окном моим лунно и тускло. Нет на свете гуманнее ада, ничего нет банальней и проще. Есть места, где от детского сада пять шагов до кладбищенской рощи. -«Так лежи в своей теплой могиле - без тебя мне находятся судьи...» Боже мой, а меня не убили на войне вашей, милые люди? 1995, декабрь

  Артур Соломонов - "Где ты был, когда нас убивали?" Борис Рыжий... | Facebook

September 09, 2024 09:15

Telegram: Contact @v_pastukhov

Vladimir Pastukhov Михаил Эпштейн дал, на мой взгляд, наиболее полное и глубокое определение случившегося с Россией: дефолт культуры. Сейчас это определение растиражировано и включено в научный и публицистический оборот (например, «дефолтград» - у Кирилла Мартынова), но не раскрыто в практическом плане. Дефолт в праве в самом общем виде – неспособность исполнять имеющиеся обязательства. Если применить это к культуре, то ее основным обязательством является воспроизводство цивилизации, то есть поддержание стабильного уровня конструктивных связей в обществе, препятстствующих распространению энтропии (варварства). Дефолт культуры, на мой взгляд, означает, что она оказывается неспособна противостоять распространению насилия как архаичного (естественного) способа саморегуляции общественной жизни. Именно поэтому дефолт культуры, помимо всех прочих своих атрибутов (знамений), всегда связан с разрушением закона и справедливости (исчезновением права). Война всегда является не причиной, а необходимым следствием такого положения вещей. Устранить угрозу войны в конечном счете можно, лишь «заштопав» черные дыры в культуре, в которые утекает «цивилизационная масса». В этом смысле «цивилизационный взрыв» (например, расширение «русского мира» или «арийского мира»), который мы наблюдаем в момент дефолта культуры, является предсмертной судорогой умирающей социальности, непосредственно предшествующей ее коллапсу. Однако следует при этом заметить, что дефолт в праве – это не всегда приговор. Из дефолта ведут две дороги: к ликвидации и к реструктуризации. Не думаю, что с дефолтом культуры дело обстоит похоже. С ликвидацией все более-менее понятно – происходит распродажа культурных активов, их ассимиляция в чужой «бизнес-среде» и фиксация бренда в качестве «античного наследия» (которое существует уже либо только как память, либо как подделка). А вот реструктуризация возможна в двух вариантах: как внешнее управление и как кризисное управление (crisis management). Мы видели, как в схожих ситуациях в Германии после Второй мировой войны был реализован сценарий внешнего управления, а в России после гражданской войны – вариант crisis management. Опция внешнего управления для России (в том числе, и с принудительным разделением, о чем сейчас много спорят) по целому ряду причин пока не является очевидной. Более вероятной альтернативой ликвидации и ассимиляции «русского проекта» мне представляется тот или иной вариант кризисного управления. По определению кризисное управление является мерой чрезвычайной, ненормальной с точки зрения обычных подходов к управлению. Именно поэтому ожидать, что выход из состояния дефолта культуры может быть осуществлен классическими методами «демократического транзита», - приятная, но бесполезная благоглупость. Кризисные управляющие, кто бы ими ни был, будут восстанавливать в первую очередь не демократию (хотя какие-то элементы демократизации, безусловно, понадобятся), а социальную матрицу, то есть те самые закон и справедливость. Методы, которыми они при этом будут пользоваться, очевидно, не всем понравятся, да и сама эта эпоха не войдет в историю России как героическая страница и эпоха праведников. Так или иначе, но, как и любым кризисным менеджерам, им придется решать одновременно три задачи: - подавлять энтропию, проводить инвентаризацию и санировать дискредитировавшие себя элементы культуры; - создавать одновременно чрезвычайный механизм управления ad hoc и формировать базу будущей системы «регулярного управления», основанного на праве; - искать новую модель развития и соответствующий ей образ будущего России, который вытеснит и заменит собой образ архаичной