– солнце октября, и что всего несколько минут назад мы были к нему так близко. Нас ждёт автобус. За окном сначала видим южный город, но скоро выезжаем в степь. Степные крымские ландшафты не отличаются разнообразием – похожая на нашу казахскую степь, она лежала вокруг, насколько хватало глаз. Но не чернозёмная, как у нас, а песчаная и каменистая. Неужели что-то растёт на такой скудной почве?

Ещё как растёт! Видно, совсем немного надо растениям что-то получить из земли, если сверху светит такое благодатное солнце! Незаметные издали виноградники сейчас бесконечными рядами уходят и уходят вдаль. Листья тянутся к солнцу, а тяжёлые – то тёмные, то светло-зелёные, то красные – гроздья тяготеют к земле. Туго налиты плоды прозрачным соком! «Вкушающий виноград пьёт жидкое солнце» – говорили древние греки, а они знали толк в нём! Это они и привезли из Греции сюда, в Крым, виноградную лозу, ведь когда-то здесь существовали целые греческие города! Здесь обитал «депортированный» Овидий… Позже нам обо всём этом расскажут гиды.

Вид за окном автобуса меняется. Пошли сады. Они не кончаются. Сколько же их? Яблони, груши, сливы, айва, орехи – на всю огромную страну хватит! Но сады всё же кончаются. Опять степь или это растёт что-то культурное? Какие-то невзрачные растения… Если бы не чётко ограниченные междурядья, их легко было бы принять за степную травку. Мы узнаём, что это – знаменитая лаванда. Золотом рассчитываются за тонны её душистой продукции – лавандового масла – наши покупатели за рубежом. Было время, она выращивалась только во Франции. Когда Советский Союз обратился туда с просьбой помочь в акклиматизации лаванды в Крыму, это вызвало немало иронических замечаний. А сейчас среди наших покупателей есть и французы…

В пансионат в Николаевке мы прибыли, когда вечер мягко окутал сумерками крымскую землю, и сразу побежали к морю. Море! Хоть оно и лежит у самых наших ног, оно остаётся величественным… Море измерено от края до края и вглубь, изучены все его обитатели, но остаётся загадочным… Каждый раз его словно видишь впервые… Многие и в самом деле видят впервые, но я уже пару раз побывала в Сочи, видела Японское, Охотское, Балтийское моря…

Тёплый вечер, мерцание звёзд, крики чаек, вкрадчивый шопот набегающих волн, тающие на берегу медузы… Морем начинался и кончался каждый из проведённых здесь двадцати блаженных дней.

Но вот крыло циклона пронеслось над Крымом, и всё непонятным образом изменилось. Едем на экскурсию в Севастополь – там жарко. Возвращаемся назад в Николаевку – сеет ледяная крупа. То тихо-тихо, море ласковое! А когда совершаем морское путешествие в Евпаторию, на нас обрушивается ураганный ветер, и мы видим море страшным!

Кто-то из наших отдыхающих заводчан лежал на берегу да совершал набеги на колхозные сады, что за грех не считалось – много, много этого добра в советское время всё равно пропадало даром от нерасторопности и незаинтересованности производителей и сбытчиков садовой продукции. И мне случалось преступать закон, побывав в колхозных садах и виноградниках… Ещё мы посещали другие города в Крыму, и разные туристические объекты. Целый калейдоскоп впечатлений! Ничуть не забылись ни дом-музей писателя-романтика Александра Грина, ни картинная галерея и мастерская художника-мариниста Айвазовского, ни Бахчисарай, ни пещерный город Чуфут-Кале, ни город-герой Севастополь.

Когда мы уезжали в аэропорт, чтобы вернуться домой, в Петропавловск, по радио, в который раз, передавали: «В Северном Казахстане стоят сильные морозы…» Нам не верилось, что где-то стоят морозы, ведь нас снова провожало ласковое крымское солнце, потому что массы тёплого воздуха с Атлантики сместили налетевший было суровый циклон на север. Туда, куда лежал наш путь…

А год шёл 1976-й, о котором нет-нет, да и вздохнёшь…

Последняя обезьяна

«Обычай не клетка, не переменишь»

(русск. пог.)

Кто из моих ровесников не бывал на пляжах Крыма, в подземных бункерах Калининграда, не плавал по Енисею, не видел Байкала, не гулял по набережной Сочи, не спускался в Афонские пещеры, не восхищался высокогорным озером Рица, не наблюдал жизнь обезьян в Сухумском питомнике? Ведь в Советское время бесплатные профсоюзные путёвки не только давали – навязывали! Разве что самые нелюбопытные и «тяжёлые на подъём» не побывали там за государственный счёт. Но я-то не из таких!

Короче, ближе к теме. Я – про обезьян в упомянутом Сухумском питомнике. В «перестройку» тысячи их выпустили на произволение случая в чуждую им природу. Большинство погибли, другие кое-какие приспособились. А тогда, в семидесятые годы, там проводилась большая работа по изучению свойств лекарств, их действию на организм, по производству качественных прививок. За обезьянами наблюдали, кормили, лечили, давали приют в суровые зимы… Жили они подолгу и зачастую в своё удовольствие.

Обезьяны содержались на огромной территории, где вели почти естественный образ жизни, существовали, как в природе, кланами. Издали мы наблюдали, как на склоне горы сидит, например, огромный самец-гамадрил с седой шкурой, а вокруг – гарем молоденьких самочек. Они смотрят ему в глаза, ищут у него блох, пытаются его соблазнить, и всячески придумывают способ быть ему полезными и приятными.

Пресыщенный ловелас сам отыскивает в себе малейшее желание, и при появлении оного немедленно приводит его в исполнение, следуя природе и инстинкту. Его потенциальные соперники, молодые самцы, держатся отдельной стайкой холостяков поодаль. У них тоже кипят всякие желания, но они бессильны, и только завистливо, издали, наблюдают за принципалом. Ловлю у мужчин-экскурсантов совершенно такой же завистливый взгляд, как у обезьяньих холостяков. Мужчины остаются здесь подолгу – розовые мечты… А женщины-экскурсантки не задерживаются и смущённо проходят дальше.

Часть обезьян расположена в клетках, и тоже стайками. Эти – для опытов и чтобы посетители питомника могли их поближе рассмотреть, билет-то стоит недёшево – полтора рубля! Вдруг вижу – в клетке с мартышками одну обезьянку сородичи совсем забили. Они её щипали, кусали, дёргали за хвост и уши, давали ей оплеухи, клочьями выдёргивали шерсть! Уже и кровь виднелась на худеньком тельце – пищи-то ей почти или совсем не доставалось. Я побежала к смотрителю:

– Спасите обезьянку! Там, в восьмой клетке! Они её насмерть забьют!

Человек, к которому я обращалась, и бровью не шевельнул. Но, поскольку я была настойчива, неохотно пояснил:

– Нет смысла помогать, они её всё равно забьют. Перевести в другую клетку? Но в ЭТОЙ сразу же появится другая «последняя обезьяна», и всё повторится.

Больше к клеткам я не стала подходить, ушла с горечью в сердце. Я ничем не могла помочь бедной мартышке! Снова пошла к