Меня воспитывали со стратегическим мышлением. У каждого хода и каждой фигуры есть цель.

Джонатан часто говорил, что король – это король не только по титулу, но и из-за власти, которой он обладает, чтобы поставить всех перед собой на колени.

На протяжении всей моей жизни, когда я планирую что-то сделать, результат ясен еще до того, как будет сделан первый шаг.

До нее.

До Эльзы, блять, Стил.

Предполагалось, что это будет еще один шахматный расклад с известным результатом, но итог оказался более непредсказуемым, чем любая партия, которую я играл раньше.

Она ворвалась на мою доску, перетасовала фигуры и посеяла хаос.

Все изменилось, когда она отказалась быть гребаной пешкой, как предполагалось.

Я провожу большим пальцем по ее нижней губе, и рот приоткрывается, словно приглашая меня войти.

С тех пор как я впервые увидел ее, она притягивала меня своими, казалось бы, невинными действиями.

Правда в том, что ее поступки скорее разрушительны, чем невинны. И самое ужасное, я не думаю, что она осознает это.

Она снова ерзает, и ее сиськи упираются в рубашку. Я расстегиваю первые три пуговицы. Мои пальцы замирают на четвертой, когда становится виден поблекший шрам прямо над ее левой грудью.

Я провожу пальцами по гладкому, плотному рубцу. Прошло много времени с тех пор, как я оставил отметину на этом шраме.

Хм. Мне нужно как можно скорее это исправить.

Этот шрам хранит в себе целую историю, и я сомневаюсь, что ее опекуны когда-нибудь расскажут ей.

Этот шрам стал началом конца.

Эльза просто еще не знает об этом.

Когда я увидел этот шрам в первый день выпускного года, я все испортил.

Мой большой палец надавливает на кожу сильнее, чем я хотел. Эльза что-то бормочет, и я убираю руку.

Осторожными движениями я застегиваю рубашку на все пуговицы. Она не должна поймать меня на том, что я пялюсь на ее шрам как ненормальный, которым она меня уже считает.

Кроме того, она слишком стесняется своего шрама. Нет никакой необходимости вскрывать эту рану.

Не сегодня.

Я обхватываю рукой ее шею и глажу точку пульса у нее на горле.

Любопытно, как такое нормальное сердцебиение может принадлежать ей.

Холодное Сердце.

Она действительно такая.

Она такая замерзшая, что поначалу это меня злило.

Иногда это все еще выводит меня из себя, но у меня есть другие поводы для беспокойства.

Например, Джонатан или ее гребаная фамилия.

На что бы это было похоже, если бы она была кем-то другим? Если бы она действительно была Эльзой Куин, а не Эльзой Стил?

Блять.

Зачем мне вообще думать о чем-то невозможном?

Эта девушка не только разрушает мои тщательно продуманные планы, но и морочит мне голову.

Это я должен морочить ей голову, а не наоборот.

Эльза снова поворачивается, и на этот раз ее глаза медленно открываются. Она оглядывается по сторонам, выглядя сбитой с толку, прежде чем снова фокусируется на мне.

Она замирает, когда ее пронзительно-голубые глаза встречаются с моими.

Эти чертовы голубые глаза.

Я не знаю, хочу ли я их выколоть или пялиться на них весь день напролет.

Эльза иногда так замирает. Как будто она складывает два и два вместе.

Она пытается разобраться в ситуации, которую ее политкорректный разум не в состоянии принять.

Обычно она терпит неудачу, и это ее расстраивает.

Как сейчас.

Она сердито смотрит на меня.

Настанет ли день, когда она проснется в моих объятиях и не будет слишком много думать?

Вначале мне было наплевать. Теперь это начинает выводить меня из себя.

Эльза толкает меня в грудь, чтобы я сел.

Я отпускаю ее.

Она все еще зла – благодаря Джонатану и Куинс, – так что я не могу заходить слишком далеко.

Пока.

– Как долго я была в отключке? – Она тянется за резинкой, валяющейся на полу.

Я выхватываю ее прежде, чем она успевает стянуть волосы.

Эльза фыркает, вставая, собирает свои волосы в пучок и завязывает его без резинки.

– Какое-то время. – Я приподнимаюсь на локте и наклоняю голову набок, чтобы понаблюдать за ней.

Она находит свою сумку на стуле и достает телефон.

Ее самые простые, обыденные жесты притягивают меня так, как ничто в этом мире.

Как далекое воспоминание из прошлого.

То, как она прикусывает нижнюю губу, когда концентрируется. То, как она сидит, плотно поджав ноги, как хорошая маленькая девочка.

– Уже поздно. – Она стонет. – Мне пора возвращаться.

– Нет.

Она поднимает голову, выпячивая грудь.

– Что значит «нет»?

Дух этой девушки.

Она всегда готова к борьбе.

Это делает мой член твердым.

– Ты здесь не ради истории?

Она прикусывает нижнюю губу, как будто обдумывает это.

– Хорошо, расскажи мне, и я уйду.

Я качаю головой.

Она хмурит брови.

– Я выполнила свою часть сделки. Ты обещал, Эйден.

Ее раскрасневшиеся щеки очаровательны, когда она сердится.

Я не могу насытиться тем, что нахожусь у нее под кожей.

И сомневаюсь, что когда-нибудь смогу.

– Останься на ночь, и я тебе расскажу.

– Я не могу. Тетя и дядя ждут меня дома.

– Скажи им, что останешься на ночь у Рид. – Я делаю паузу. – Ты планировала это до того, как она отменила все в последнюю секунду, разве нет?

– Откуда, черт возьми, ты это знаешь? – Она прищуривает глаза. – Ты манипулировал Ким, чтобы она рассказала тебе, не так ли?

Я поднимаю плечо.

– Останься на ночь, или я ничего не скажу.

Ее нос подергивается, когда она обдумывает это предложение. Я вижу ее рвение. Потребность знать, и мне приятно осознавать, что я нужен ей.

Даже если мне придется угрожать ей.

По крайней мере, теперь она не будет валять дурака и говорить мне, что все кончено.

Это никогда не закончится.

Возможно, мне придется отказаться от некоторых своих козырей, чтобы удержать ее рядом, но это того стоит, пока она находится в моем пространстве.

Даже если она все еще не может мне доверять.

Эльза умна и обладает бо́льшим чувством самосохранения, чем кто-либо из моих знакомых.

Это хорошо.

Она не должна мне доверять. По крайней мере пока.

Ведь когда я расскажу ей то, что знаю, пути назад не будет.

Это будет началом ее уничтожения.

И моего.

Глава восемнадцатая

Эльза

Я согласилась остаться на ночь.

Ладно, согласилась – неподходящее слово. Меня вынудили остаться на ночь.

Эйден знает, насколько сильно я нуждаюсь в правде, и, как псих, которым он и является, использовал мое отчаяние в