— А если бы вас не пригласили на танковое совещание? Тогда бы что? — на сей раз вопрос пришел со стороны хозяина кабинета.

— Тогда бы сообщил, конечно. Тому же товарищу Давыдову, что присматривает за нашими КБ, и сообщил бы. Как раз сегодня или завтра. Времени отреагировать, полагаю, хватило бы с лихвой. — Рисковал ли он в этот момент жизнью аж самого Чкалова? Скорее нет, чем да. Пусть его влияние на ход истории пустило волны изменений, кое-что оставалось незыблемым. Включая даты испытаний новейшей крылатой машины, появление которой на свет было обусловлено созданием в Германии истребителя Ме-109. Уж на что, на что, а на это Геркан уж точно никакого влияния оказать не мог. Как не мог оказать влияния и на самого Чкалова, которого прежде знал лишь по газетным статьям. Да и о тех уже успел лишиться памяти.

А сам означенный именитый советский летчик уж точно вряд ли отказался бы от первого тестового полета, поскольку именно за такие испытания ему выплачивались максимальные денежные вознаграждения. Да и не только ему, а всем летчикам-испытателям. Социализм социализмом, коммунизм коммунизмом, а деньги для себя любимого и для семьи нужны были всегда и всем. К тому же в авиации была вся его жизнь. Жизнь полная, и взлетов, и падений, — как в прямом, так и в переносном смысле этих слов.

И точно так же рассуждали те, кто управлял московским заводом №156, где и собирали первый опытный экземпляр нового истребителя Поликарпова, не имея на то должных компетенций, поскольку прежде занимались исключительно воздушными гигантами. Собирали с таким авралом и с таким огромным количеством дефектов, что главный конструктор данной машины наотрез отказался допускать её до полетов, за что оказался вовсе отстранен от проведения испытаний. Вот сколь яростно желали получить свои награды «заводские бонзы» жаждущие уже в этом году отчитаться наверх о запуске в производство на своих мощностях столь необходимой ВВС РККА машины и, естественно, отхватить на неё заказ от наркомата.

А, как показывала складывающаяся в испанском небе ситуация, где И-15 с И-16 уже не могли конкурировать с новейшими модификациями Ме-109, новый истребитель стране и армии действительно был нужен. Нужен прямо здесь и сейчас! Потому и давали им зеленый свет, закрывая глаза на многочисленные нарушения всех писанных и неписанных правил.

Кто же ведал в этот момент, что проект И-180 окажется вовсе мертворожденным вследствие не решаемых проблем с мотором? Никто! Никто, кроме одного единственного человека во всем мире. Человека, который знал одно уж точно — Поликарпов, в отличие от своих коллег, рьяно отстаивавший идею пригодности для истребителей лишь двигателей воздушного охлаждения, был куда больше прав, чем неправ. В иной истории ему банально чертовски не повезло, отчего такая боевая машина, как И-211[2], поднялась в воздух лишь в 1943 году, когда острая нужда в ней уже отпала. Что ныне Геркан собирался подправить в меру своих сил и возможностей, поскольку развитие техники ему позволяло прийти к тому же результату, самое позднее, уже весной 1941 года. Ведь одержать верх в столь страшной грядущей войне одними только танками, виделось совершенно невозможно. Тут требовался системный подход к оптимизации и модернизации всей системы вооружений РККА, а также к организации должного обучения красноармейцев и краскомов, чего Красная армия не видела последние лет десять уж точно. Сказывался существовавший вплоть до этого года территориальный принцип милицейского комплектования войск, когда львиная доля призывников, особенно в пехоте, «тащила службу» не более пары месяцев в году. И лишь кадровые части постоянной готовности могли похвастать наличием почти полных штатов и какой-никакой учебной подготовкой. Остальные же являлись грозной силой исключительно по бумагам.

— Хорошо. Допустим, — вернув записку на стол «хозяина» и сняв пенсне, Берия принялся протирать его линзы вытащенным из кармана платком. — Допустим, вы выполнили бы долг каждого честного советского человека и сообщили бы о данном тексте. Но что было бы дальше?

— А что было бы дальше? — Геркану даже не пришлось делать вид, что он не понял вопроса, поскольку он его действительно не понял. Больно уж расплывчатой оказалась формулировка собеседника.

— Как бы вы поступили, получив впоследствии очередное послание схожего толка? — потрудился расшифровать свою мысль нарком внутренних дел.

— А это уже напрямую зависело бы от реакции ваших сотрудников на первое послание, — внутренне довольно потерев ручки, Александр принялся излагать заранее многократно обдуманную речь, которая, как он надеялся, лишь положительно скажется на его дальнейшей судьбе. — Начни они из меня выбивать всю возможную информацию насчет послания, включая ту, которую я априори знать никак не мог, то в следующий раз просто промолчал бы. Независимо от важности указанного. Ибо убедился бы, что таким сотрудникам НКВД, более полагающимся на свои кулаки, нежели на голову, не нужна правда. Им необходим лишь обвиняемый, на которого возможно всё свалить. А становиться таковым у меня никакого желания уж точно не возникло бы. Да, честно говоря, я даже сейчас не совсем понимаю, за что был осужден. Нет, так-то со статьёй обвинения я был ознакомлен, — приподнял он руки в защитном жесте, наткнувшись на пронзительный взгляд Берии. — И также прекрасно осознаю, что со мной случилось нечто чрезвычайно необычное. Но разве нельзя было допустить, что в момент предполагаемого незаконного пересечения границы я сам, к примеру, являлся чьей-то жертвой? Ведь можно было предположить, что меня похитили в Испании и для чего-то тайно доставили в Ленинград совершенно против моей воли? Кто-нибудь из сотрудников НКВД подобный сценарий вообще рассматривал? Кто-нибудь провел расследование моего предполагаемого преступного деяния? Насколько мне известно — нет. Теперь вы понимаете, насколько у меня изначально предвзятое отношение к вашей службе, которая не провела необходимого расследования, не разобралась в моем деле, а просто нашла повод придраться и запереть меня на 5 лет за решеткой, лишь бы поскорее закрыть непростое дело, да поставить себе очередную галочку для красоты отчетности? И я вполне допускаю, что то же самое могло легко произойти в случае, сообщи я о данном сообщении вашим подчиненным. Потому я предпочел рискнуть и передать послание непосредственно товарищу Сталину, раз уж действительно появилась такая возможность. Уж за такое, полагаю, судить меня не станут. Как мне известно, любой гражданин Советского Союза имеет право направить письмо или оставить внизу в специальном почтовом ящике своё обращение к главе нашего государства. Даже заключенный не может быть лишен такой