Замолчав, Василевский посмотрел на Сталина.

– Все это, конечно, теория, – подытожил он после паузы. – Но если бы мне нужно было выгадать время за счет некоторой потери темпа, я бы предложил именно этот вариант.

– Согласен. Даю вам два дня, чтобы представить более подробные предложения. Доложите вместе с товарищем Шапошниковым. На сегодня предлагаю закончить.

Все посмотрели на часы – шел уже третий час ночи.

– Товарищ Новиков, через неделю отчитаетесь, что сделано по частям ПВО.

– Так точно, товарищ Сталин.

Негромко переговариваясь, все вышли из огромного кабинета, оставив хозяина стоящим лицом к огромной, занимающей всю стену, карте европейской части СССР.

И первое, что Новиков сделал, добравшись через час до своего кабинета, это приказал соединить себя с Федоровским. Того пришлось сначала искать по кронштадтским дежурным телефонам, потом будить, и за это время Новиков сам почти заснул. Наконец ему доложили, что Федоровский на проводе.

– Григорий, солнце мое, ты там спишь, соколик, а?

Голос Новикова не обещал ничего хорошего, и полковник не позволил себе ни единой сонной нотки в голосе – после подобного вступления она могла дорого ему стоить.

– Никак нет, товарищ главный маршал авиации, уже не сплю! – бодро отрапортовал он, внутренне сжимаясь в предчувствии большой головомойки.

– Не спишь, сокол мой ясный, все трудишься, так?..

Новиков явно растравлял себя, но помогать ему сорваться у Федоровского не было никакого желания, поэтому он предпочел не проявлять в разговоре инициативы.

– А вот нарком сказал намедни, что ты спишь там целыми днями, а? Спишь ведь?

– Не сплю, товарищ главный маршал!

– Ой спишь! Ой спишь, моряк береговой! Думаешь, «капусту» нацепил, так со мной можно и отдохнуть, полено сосновое? Мной сегодня чуть задницу не вытерли, одного слова бы хватило, и я поехал бы к тебе старшим помощником младшего пристяжного большой аэродромной лопаты! Почему группа не готова?! Почему, я тебя спрашиваю?!

– Товарищ главный маршал…

– Я знаю, что я главный маршал! Я тут такой главный маршал, что сдохну скоро от этого маршальства! Или возьму вот и с Савицким поменяюсь – милое дело! Почему не го-то-ва а-ви-а-группа?!

– Да готова уже!

– Ни хрена!

– Готова! Практически все летчики сдали зачеты, палубная команда отработала большинство нормативов. Оставшееся – дело одной недели!

– Недели? Недели?! Ух ты моя умница! А кто сказал тебе, заяц, что эта неделя у тебя есть, а?! Кто это там такой умный выискался вдруг? Может, его сюда к нам, чтобы жизни поучил?!

– Товарищ Новиков, – Федоровский понял, что маршал в гневе может и срубить буйну голову, и останавливать его теперь надо быстро, – я знаю, что мы выбились из графика, и моя вина в этом есть. Но это отставание минимально. «Чапаев» три дня простоял в сухом доке, полетов не было, поэтому график и сбился. И палубные команды тренировать тоже не могли, потому что корабль был забит рабочими, все как сумасшедший дом выглядело!

– Вот в это верю! Вот про сумасшедший дом верю на сто процентов! – пристукнул ладонью по столу главный маршал авиации. – Слушай меня, Григорий, и запоминай, что скажу, будто еврей молитву: группа должна быть готова к действиям с палубы в любую минуту и в любой момент. На твои нормативы и зачеты я плевал, мне надо, чтобы, когда над «Чапаевым» появится любая тварь с крыльями – «рама»[61], кто угодно, – через пять минут она была бы сбита на хрен, понятно?!

– Я…

– Не слышу ответа!

– Так точно, товарищ главный маршал, понятно!

– Вот и молодец. – Новиков, выговорившись, начал успокаиваться. – Ты в двойном подчинении, так что если тебя Кузнецов жалеть будет, то я двойную стружку сниму, уж не взыщи… Давай работай…

Он положил трубку, не дожидаясь ответа, и потер ладонями ноющие виски. Скоро должно было светать, начинался новый день, и спать большого смысла уже не было – в девять начинались доклады. Да и произошедший бурный разговор сон вроде согнал.

Ладно, часа два урвать можно. Приказав дежурному разбудить себя в семь и скинув китель на спинку стула, Новиков, не разуваясь, лег на бугристый кожаный диван, стоящий для таких случаев в углу кабинета, подпер щеки сложенными ладонями и уснул даже раньше, чем успел закрыть глаза.

Узел 3.0

Сентябрь 1944 года

Третий день на Балтике шли маневры. Учились эсминцы, учились крейсера, над Финским заливом проносились эскадрильи самолетов. В отличие от масштабных учений предвоенных годов, когда в заключительных маневрах конца сезона упор больше делался на тактику – как хорошо сумеет командир флота «красных» условно перетопить «синий» флот с помощью имеющихся у него сил, – в данном случае было не до оперативных изысков. Открытая Балтика была нашпигована минами, там встречались германские субмарины, а то и торпедные катера, туда дотягивались немецкие фоторазведчики. Поэтому лишний раз соваться туда крупными кораблями было не слишком умно.

В ограниченной акватории залива корабли эскадры отрабатывали совместные эволюции, проводили многочисленные стрельбы, нарабатывали ходовые часы и автономность. Такого не было давно – слишком уж много сил отнимала настоящая война, чтобы чему-то еще учиться на маневрах. Война производила естественный отбор по своим законам, и уцелевшие воспринимали это как должное: я выжил – значит, я лучше.

За ходом маневров наблюдал сам нарком ВМФ, находившийся в Кронштадте, в штабе КБФ. С ним безотлучно находились Трибуц и Самохин, командующий флотской авиацией. Трибуц Кузнецову не нравился. Круглолицый, потный и злой, с торчащими короткими усами, он был похож на морского котика и орал своей луженой глоткой в микрофон рации, словно находился в море, а не в помещении штаба. Тем не менее нарком признавал, что в условиях балтийского театра военных действий Трибуц вполне справлялся со своей задачей, заставляя ходящих в торпедные атаки моряков бояться огня противника меньше, чем встречи с грозным вице-адмиралом по возвращении.

Третий по важности человек в фактической иерархии Балтийского флота – Старый Еврей Фельдман (все с заглавных букв), флагманский артиллерист флота и выдающийся снайпер, – находился в данное время на борту «Советского Союза», ведущего изо всех калибров огонь по щитам и выставленным на мертвый якорь ржавым бронированным остовам давно списанных кораблей. Кузнецов тоже предпочел бы сейчас находиться в море, ощущая на лице соленую влажность морского ветра, не долетающего до Москвы, а не слушать мелочные разносы вице-адмирала каким-то неизвестным офицерам, неправильно составившим крайне важные бумаги.

Море! Как часто люди, носящие морскую форму и с гордостью называющие себя моряками, не имеют понятия о том, какое оно есть на самом деле. Как часто кронштадтские комендантские патрули ловят желтолицых подводников, не отдавших честь