путешествие, в котором нужно предусмотреть все, взять с собой, и теплые, и летние вещи, еду для холодов и для жары. И чем больше мелочей вы сможете не упустить из виду, заранее включив их в возможные понижающие моменты, тем менее стрессовой будет ваша сценическая работа». Расшифрую сказанное: не надо впадать в ступор от чьего-то кашля или скрипа стульев. Было заранее известно, что это обязательно будет, а значит, перед тем как начать вещать нужно сказать себе: за этот час кто-то трижды кашлянет, раза четыре зазвонит телефон, а на заднем ряду вот эти двое обязательно будут шептаться. Сказав себе все это, вы застрахуете себя от этих неожиданностей, поскольку вы заранее включили их в свою культурную программу.

Закон чистой совести

Как же легко живется на свете тем, у кого совесть, как и репутация ничем не запятнана. Что значит совесть? Это – жизнь с вестью; если ваш внутренний голос сообщает вам, что не все ладно в датском королевстве, то хочешь – не хочешь, а вы будете на это реагировать, ибо совесть – это глас Бога в человеке. Но помимо обычной совести у нас имеется еще и совесть профессиональная, и чем выше класс профессионала, тем более он совестлив. Великий русский пианист Л. Оборин говорил: «Даже если пассаж у меня получается, я не могу выйти на сцену, не проучив его всеми возможными способами, только это дает необходимое ощущение: все сделано и ни о чем уже не нужно беспокоиться».

Что же обеспечивает чувство чистой совести? Репетиции. Правило гласит: профессионалы любят репетировать, и чем больше репетиций, тем лучше. Те, кто недооценивают значение репетиционного процесса часто терпят фиаско. Расскажу случай из собственной концертной практики. Один раз мне предложили выступить в Малом театре в концерте типа «сборная солянка», посвященном дню Победы. Я должна была играть шопеновский ноктюрн, а после меня, как позже выяснилось, шел Кобзон с военной песней. Приехав на репетицию, я увидела посреди сцены обшарпанное старое пианино. Поймав мой удивленный взгляд дама-организатор уверила меня, что на концерте будет новый белый рояль. Успокоенная этим известием я начала играть, но тут подле пианино обнаружились три нимфы в белых пачках. На вопрос «что это?» дама-организатор с готовностью пояснила: «Это визуальный ряд» и, понизив голос, добавила: «Солирует дочь нашего спонсора». Пожав плечами, я продолжила репетицию. Однако сюрпризы на этом не закончились; в репризе ноктюрна в динамиках раздался грустный баритон, декламирующий какие-то стихи. На этот раз дама не стала дожидаться моих вопросов и пояснила: «А это сам наш спонсор, стихи принадлежат ему». Мои возражения по поводу того, что гениальный Шопен не нуждается ни в стихах, ни в танцах, не возымели ни малейшего действия. Убедившись в том, что спецэффекты на этом завершились, я отбыла восвояси. На следующий день была генеральная репетиция, но я ее проигнорировала, решив, что и так сойдет для сельской местности. В день концерта, облаченная в длинное в пол платье и яркие украшения – это было требование приглашающей стороны – я стояла в кулисе, готовая к выходу. Меня объявили, и я начала движение. Однако двигаться пришлось недолго, и вот почему: поскольку я пианистка, а не певица, то не имею навыка хождения в платьях a la примадонна, в результате произошло следующее: подол моего длинного одеяния завернулся за туфли и вместо того, чтобы величаво выплыть к свету рампы я выпрыгнула туда, как кенгуру; нимфы грациозно посеменили следом. Инструмент, как и было обещано, оказался действительно славным, ослепительно белый красавец, от которого еще пахло заводской краской. А когда я начала играть, то пришла в еще больший восторг – рояль играл за меня. Я уже было начала получать удовольствие от процесса, и тут началось… Мы куда-то поехали. Платформа, на которой располагался весь наш маленький коллектив, начала подниматься вверх. Все бы хорошо, одна беда; мы с роялем начали ехать в разной скорости, и я с ужасом стала наблюдать, как клавиатура неумолимо уходит вправо. Тогда я судорожно начала соображать, что же делать. Решила так; перед репризой будет большая остановка; я нажму педаль и попробую передвинуть банкетку.

Но не тут-то было, проклятое сиденье не поддалось, словно его кто-то прибил к полу гвоздями. И слава богу, что не поддалось! В репризе мы поехали обратно, соответственно, клавиатура стала перемещаться влево. Пот катился со лба, руки дрожали, о музыке я напрочь забыла; одна мысль гвоздем засела в голове – только бы не смазать, это было важно, поскольку снимало телевидение. Я действительно доиграла без технических потерь, но чего это мне стоило! Завершение этой истории было неожиданным. За кулисами ко мне подошла моя педагог и со слезами на глазах объявила, что я играла гениально. «Да, теперь я знаю, что нужно для того, чтобы играть гениально», – резюмировала я, но генеральных репетиций с тех пор не пропускала.

Наглядной иллюстрацией того, что есть чистая профессиональная совесть, является для меня следующее признание Фани Иордан. «Когда я играла Марию Каллос, – говорит актриса, – я выучила все ее вокальные партии исключительно для того, чтобы слуховой ряд точно совпадал с моей речью в кадре». И это действительно прекрасная актерская работа.

Закон харизмы

Харизма на сцене, да и в жизни, решает все. Существует незримый магнетизм личности. Вспомните свои школьные годы, свои любимые предметы и вы поймете, что любили не столько сам предмет, сколько личность учителя, который его преподавал. Харизма – равно заразительность; ты улыбаешься, и все улыбаются. Станиславский называл это чудо-свойство «манковостью». Всегда на сцене есть кто-то, на ком все держится. Таким был И. Смоктуновский, в некоторых эпизодах чеховских пьес актер сидел на стуле, не произнося ни слова, при этом все взоры были устремлены именно на него. Как-то Смоктуновского спросили, как ему это удается, существует ли какая-то тайная методика его столь выразительного молчания. «Я просто смотрю на гвоздь в полу, – ответил он, – вот и все».

Ярчайшим образцом непостижимой сценической притягательности был Ф. Шаляпин. Этот человек шутя мог положить публику «в карман». Люди, оторопев от ужаса, смотрели, как Шаляпин, он же Борис Годунов, пялится куда-то в пространство: «Вон там, в углу, высится, растет, чур, чур, дитя, не я твой погубитель». При этом сам он в это же самое время весело подмигивал стоящим в кулисах коллегам. Как известно, харизма есть сочетание сексуальной привлекательности и парапсихических способностей. И здесь, как и в любви, такие параметры, как внешность, возраст и характер, не имеют ровно