что долбили молотком. А большинство прошлых убийств – там орудие убийства больше походило на увесистый камень. Хотя в нескольких случаях встречались и аналогичные повреждения. Так что, скорее всего, тут все же отметились «бесы».

– Получается, они срисовали наблюдение, – сказал Васильев. – И для надежности, заманив осведомителя в глухие места, тут же его и пристукнули.

– Получается так, – согласился Апухтин.

Проторчала опергруппа краевого розыска в Кирсаново трое суток. За это время хорошо прошерстили весь город. Накрыли еще ненакрытые «малины», растрясли весь криминальный элемент. Опросили больше сотни человек по маршруту возможного движения преступников и жертвы. Подняли на ноги агентуру. Притащили в отдел всех подозрительных, которых Васильев с Апухтиным допрашивали с пристрастием. И не продвинулись ни на шаг.

– Пора закругляться, – подвел итог Васильев. – Толку тут с нас не будет.

Вечером перед отъездом Апухтин с Васильевым пили чай в опустевшем кабинете кирсановского уголовного розыска.

– Убили парня, даже не поморщились, – покачал головой Апухтин. – Без малейших сомнений. Как только заподозрили, что он из угрозыска, так сразу по голове молотком.

– Да, парни резкие, – кивнул Васильев.

– И как это расценивать? – нахмурился Апухтин. – Как вызов всем нам? Мол, будем вас убивать, как хотим.

– Вызов, – усмехнулся Васильев. – Ну не смеши меня, у нас и так жизнь смешная. Разве это вызов, Прокурор? Наших осведомителей всегда на перья ставили. Вон, помню, в одно бандитское местечко под Ростовым двоих агентов мы заслали. И что-то в их легенде треснуло. Спалились парни. И на въезде в город их обоих на фонарном столбе вздернули.

– Жуть какая средневековая, – передернул плечами Апухтин.

– Это еще что, – продолжил начальник краевого розыска. – В Нахичеване ростовском в двадцать третьем большой сходняк прошел, где урки порешили всю милицию мочить.

– О как!

– Послереволюционное время, что ты хочешь. Война с уголовным элементом шла не на жизнь, а на смерть. Недаром наверху решение приняли – сотрудников уголовного розыска приравнять к военным и награждать орденами Боевого Красного Знамени. Было за что.

– Пришлось много пострелять? – спросил Апухтин.

– Достаточно. – Васильев задумался. – Я ведь еще с Художниковым в розыске начинал.

– Не раз уже о нем слышал, – сказал Апухтин.

– О, это мощная фигура. Гигант сыска. Таких уже нет. Он хребет нашему бандитизму сломал. Раньше Ростов ворами славился. Они со всей Российской Империи съезжались – и из Одессы, и из Сибири, и из Польши. Только зазеваешься, а уже твоих рыжих котлов с прицепом не видать. А как Гражданская война с разрухой пришли, так к нам повадилось всякое разномастное зверье, вкусившее крови, – голодное, готовое за краюху хлеба человека жизни лишить. С НЭПом к ним бывшие красноармейцы присоединились. Те, кто считал за личное оскорбление возвращение буржуев – мол, зря, что ли, кровь против эксплуататоров лили? На двадцать второй год мы в Ростове сорок бандшаек, занимавшихся налетами и убийствами, насчитали. Всякие там банды Туренко, «степных дьяволов», Паши Фараончика. Не счесть!

– Из красноармейцев, – покачал головой Апухтин. – Досадно это.

– Ну а что. Самый наш известный бандит Ванька Медик – он как раз из демобилизовавшихся красноармейцев. В начале двадцатых сколотил отпетую шайку. Свиреп был до неприличия. Армянскую семью с детьми малыми в полном составе извел. Мог прибить прохожего за три рубля или своего же подельника. А по дерзости равных ему не сыскать. Грабил поезда, распотрошил трамвай с зарплатой для рабочих. Даже здание Донского областного суда ограбил. Фирменный почерк других зверюг, Васи Котелка и его подручного Духа, – глаза жертвам выкалывали, только потом убивали. Или не убивали – под настроение. Стрельба шла не переставая. Милиция сама боялась на улицу выходить. Тогдашний начальник розыска поработал недельки три, да и сбежал втихаря, за свою шкуру испугался. Вот после этого начальником угрозыска Художникова и назначили. Он до того в особом отделе армии служил, зарекомендовал там себя. Потрясающей воли и силы убеждения человек был.

– И как, справился?

– А как же! Три года у нас прослужил. Сам, кстати, бывший вор.

– Поворот удивительный, – покачал головой Апухтин.

– Еще какой! И оперся в борьбе с бандитами на блатную публику. Мол, сколько можно честным ворам терпеть таких нелюдей, которые детей убивают. Тогда время такое было, революционное, полное невероятных коллизий. Помню, демонстрация с митингом в Ростове прошла из воров, которые раскаялись и приняли советскую власть. В общем, объявили общенародный поход на кровавый бандитизм. И так лихо у нас все пошло, что на той сходке в Нахичеване бандиты голосованием список утвердили – кого из милиционеров и угрозыска мочить будут в первую очередь, а кого во вторую. Художников на первом месте был.

– И что? – Апухтина заинтриговала картина царившего побоища. – Похоже, руки у них коротки оказались.

– Били мы их по этим рукам больно. Хотя заместителя Художникова достала вражья пуля. Но ответка себя ждать не заставила – бандитов тоже тогда штабелями стали укладывать. Боевой розыск у нас подобрался. Какие у нас учителя были! Невойта – тоже армейский особист и тоже из бывших воров. Он самых опасных бандитов лично перестрелял. Мышанский – вообще несгибаемый человек. Ему всего двадцать лет было, когда стал начальником ЧК в станице Морозовской. А как там вспыхнул мятеж, и местный ревком решил в полном составе переметнуться к подходящим к станице белым, так уложил их всех из револьвера, сжег все важные документы и бежал. Он, кстати, и самую отпетую часть банды Медика уничтожил. На пассажирском пароходе «Феликс Дзержинский» четверо налетчиков хотели кассу взять, которая там перевозилась. А перед этим в корабельном ресторане гудели, всех посетителей разогнав. Мышанский зашел туда и всех их с парабеллума методично загасил – те даже пискнуть не успели.

– Лихо, – с уважением произнес Апухтин.

– Да, времена были. Тогда мы у бандитов охоту форсить и прыть свою обезьянью в городах показывать прочно отбили. А вон как выходит – затаилось это каиново племя, расползлось по всему краю. И даже со своими блатными теперь не водятся. Но повадок своих кровавых не утратили. Сложно их ловить таких, прячущихся да опасливых.

– Военные методы в сыске в прошлое уходят, – отметил Апухтин. – С каждым годом все больше наука и анализ будут работать.

– Устареваем, хочешь сказать? – хмыкнул Васильев.

– Да нет. Доброго нагана да кавалеристского наскока тоже никто не отменял. Каждому преступлению – свой ключик… Или лом…

Глава 19

1927 год

Бекетов выбрал самую большую свечу. Поставил ее напротив храмовой иконы святого мученика Гордия и принялся истово креститься. Этого ему показалось мало. Тогда он встал на колени. Ударился лбом о пол. И только после этого немножко отпустило.

Он вышел из церкви относительно умиротворенный