– Эта башня, – отвечает. – Она слушается меня. Я могу спуститься на этаж ниже и оказаться у самого подножия. Могу пропускать десятки этажей, когда поднимаюсь. Спасибо ей, без этого я бы никогда не смог подняться на самый верх.

– Сколько же здесь всего этажей?

– Я не считал, – говорит. – Никогда не проходил их целиком.

Подхожу к краю обрыва, смотрю вниз. Земля далеко-далеко: находись там человек, я бы даже не смог разобрать его с такой высоты. Отсюда даже виден чёрный хребет далеко на западе. Это означает, что и башня должна быть видна с хребта, но мы её не видели, когда переходили горы.

Ещё одна из загадок этого мира: башню в сотни этажей нельзя увидеть издалека. Только если подойти вплотную.

Здесь, на вершине, стоят несколько длинных, резных, деревянных столов со множеством стульев. Широкий и пыльный ковёр на полу. Картины на стенах: все изображают незнакомых людей в мрачных тонах.

– Присаживайся, – говорит. – Еда вот-вот будет готова. Только сначала вымой руки.

Неподалёку стоит шкафчик с широкой чашей. Старик подходит к ней, умывает лицо, протирает руки, идёт к столу. Я подхожу к чаше за ним.

Никогда не был брезгливым человеком: мог доесть хот-дог, упавший на асфальт – отряхнуть и нормально. Мог пить из одной бутылки с кем угодно. Но смотрю на эту чашу, где только что старик помыл руки... гляжу на мутную воду и умывать лицо вовсе не хочется.

С другой стороны, идти грязным за стол тоже неприятно.

Умываюсь, мою руки.

– Я уже очень давно ем в одиночестве, – говорит. – Успел позабыть каково это – обедать в компании.

– С радостью присоединюсь, – говорю.

Старик садится во главе центрального стола, я – точно напротив него.

На столе расставлены тарелки – серебряные. Вокруг каждой из них – серебряные столовые приборы. Весь центр стола накрывают подносы для еды, закрытые крышками.

– Ты уже познакомился с моими дочерьми? – спрашивает.

– С Хельдис.

– А, милая, прекрасная Хельдис. Ни один отец не должен в этом признаваться, но у меня есть любимые дочери и Хельдис – одна из них. Очень умная, спокойная, никогда слова поперёк не скажет. Просто чудо, а не доченька.

– Да, она замечательная, – говорю.

– Все эти столы предназначены для того, чтобы мы могли поесть вместе, как одна большая семья. Я не заставляю дочерей приходить сюда на каждый приём пищи, но хотя бы на ужин стоило бы собраться. В конце концов – мы семья. Мы должны держаться друг за друга.

– Согласен. У меня есть два брата и сестра, мы часто ужинам вместе.

– Семья – самое главное, – говорит старик.

– Верно.

– Расскажи мне о своей.

– Моя сестра – Цилия – добрейшее существо на свете. Ей десять, и она обожает живность: у нас две марли в семье, и она часто засыпает в загоне рядом с ними. Приходится относить её в кровать. Близнецы Буг и Вардис – они на год младше меня. Вечно спорят, но любят друг друга как настоящие братья. Внешне похожи, но один – упёртый и прямолинейный, а другой – едкий и остроумный. Родители...

Вспоминаю своих прежних родителей.

Папа – профессор в университете. Фанатичный любитель порядка и ежедневной рутины.

Мама – инженер-электромеханик. Весёлая, саркастичная, любительница тяжёлой музыки и активного отдыха.

Они с отцом были совершенно разными, но прожили в месте много счастливых лет. Я всегда спрашивал у родителей совета по важным вопросам, поскольку они были самыми разумными людьми на свете и никогда меня не подводили.

– Холган, – продолжаю, – Ну он такой... боевой человек, ставший семьянином. Он будто до сих пор не может поверить, что у него есть дети. А Илея – она пришла из-за гор. Её деревню разрушили фаргаровцы, поэтому она бежала к нам. Живёт, радуется каждому дню, любит детей. Счастливый человек.

– Спасибо, что поделился, – говорит. – Моя семья побольше и все мы живём здесь, в этой башне. Это наш дом, наше пристанище, наше убежище от окружающего мира.

Киваю.

– Представляешь, – продолжает старик. – Придумали про меня какую-то байку и прячутся по всем этажам, избегают меня, родного отца!

– Да, я слышал, – отвечаю.

– Говорят, будто бы я пожираю собственных детей, хотя это – явная глупость. Я люблю своих детей. И у нас никогда не было недостатка в еде. Кстати, блюда уже поданы, бери что хочешь.

Старик приподнимает серебряную крышку одного из подносов, а под ней – запечённая рыба с овощами, только из печи, аж пар идёт. Приподнимаю крышку ближайшего ко мне подноса – под ней мясной пирог. Под другой крышкой – суп с мясом марли, под третьей – блины с вареньем. Под четвёртой – салат из плодов, которых я никогда прежде не видел.

Снимаю все до единой крышки – на столе настоящее пиршество.

Беру бутылку из непрозрачного стекла, достаю пробку, наливаю в серебряный кубок... красное вино.

– Как такое возможно? – спрашиваю.

– Я же говорил, башня помогает мне. Как ты мог заметить: я стар, я едва хожу. Я никогда бы не смог приготовить пищу, если бы пришлось добывать еду самостоятельно. Поэтому башня готовит её мне.

– Она умеет думать?

– Нет, конечно. Это же башня, у неё нет мозгов, как у человека. Но она каким-то образом чувствует. Чувствует и помогает.

– Давно вы её построили?

– Построил? – старик смеётся. – Она была древней, когда я сюда пришёл и останется древней, если я уйду. Она много веков стояла пустая до моего прибытия. Похоже, ей было одиноко, поэтому она пустила меня и заботится о моей семье.

Смотрю на еду, обливаюсь слюной. Живот отчаянно требует заполнить пустоту внутри.

– За ужин в компании, – старик приподнимает свой напиток.

– За ужин с семьёй, – поднимаю свой.

Выпиваем напитки, и я набрасываюсь на пищу, поглощая всё, что помещается в желудке. Пихаю в себя еду до тех пор, пока она не грозит полезть обратно. Старик обедает культурнее: он аккуратно разрезает ножом каждый кусочек, смакует, держит вино в руке и подолгу смотрит на горизонт через дыру в стене.

Заканчиваю есть намного раньше старика.

Действительно великолепный обед. Скорее всего, я не отведаю такого ещё очень много лет. Как здесь позвать официанта и попросить упаковать