— Отпусти!

Но мужчина был непреклонен, беззастенчиво прижимаясь пальцами к голой коже, лишенной белья. Шокируя, будто ведром ледяной воды, он вынудил меня испуганно задрожать, растекаясь по столу.

— Я приемлю только один вариант развития диалога. Ты говоришь прямо, я слушаю, мы оба делаем выводы и решаем проблему. Если ты, — прошипел он, погладив нежные лепестки складок, мягко раздвигая их и подушечкой требуя влаги у чувствительного бугорка. — Будешь увиливать, замалчивать или врать, я просто тебя выпорю.

— Что?!

— Что слышала. Хочешь вести себя, как ребенок, тогда и получай, как ребенок. Что придумала себе? Отвечай!

Тело потихоньку пьянело, безоговорочно отзываясь на импульсы, посланные мужчиной, и голова закружилась, призывая весь жар броситься в мои щеки и низ живота.

— Отпусти…

Даже не ответил, давая понять, что к моим мольбам он останется глух. Или поддаться, или упорствовать до конца, что становилось сложнее с каждой секундой. Он уже уверенно смазывал меня моей же влагой, не чувствуя сопротивления, и мягко проталкивал пальцы внутрь, раздвигая узкие стенки.

— Не будь мы в столовой, я взял бы тебя прямо сейчас, — прорычал у меня над головой, и на мгновение меня окатило холодным потом.

В любую минуту сюда мог зайти кто угодно, а я лежала животом на столе, с оттопыренной ко входу задницей, и под моей юбкой хозяйничала мужская рука, своими манипуляциями вырывая тихое шипение.

— Прошу, отпусти…

— Я уже сказал тебе, что ты должна сделать, — и вновь этот тон, который нельзя проигнорировать.

Он властен, знает, чего хочет, и всегда получает желаемое.

— Я… Я… — мужские пальцы уже беспрепятственно двигались во мне, заставляя сводить колени вместе, чтобы унять тревожные ощущения. — Сколько их еще?

— Кого? — он даже замедлился на секунду, но тут же вернулся к своему занятию, поглаживая меня подушечками изнутри, от чего я тихонько завыла, прикусывая губы, чтобы не закричать.

— Женщин!

— Ах, вот оно что, — он резко меня отпустил, и развернул полыхающим лицом к себе. — Пошли, покажу тебе кое-что.

Глава 29. И вновь выводы

Аксар вел девушку наверх, в свой кабинет.

Гнев, присущий ему от рождения, уныло плелся где-то следом, а вся ситуация вызывала что-то вроде усмешки.

Да, появление Наизы стало неожиданностью. Дерзкой выходкой, за которую женщина, удовлетворявшая его потребности несколько лет, сразу же поплатилась. Нет-нет, Аксар не стал трогать ее даже пальцем, в этом не было необходимости. Все было куда проще. Чтобы наказать ее за эту несвоевременную выходку, он просто ее… отпустил.

Даже ставя жирную точку в товарно-рыночных отношениях со шлюхой, Аксар ни на секунду не засомневался. Он делал все верно, и если его бессоннице это необходимо для успокоения, он легко на это согласиться. Просто прогнать продажную любовницу? Даже слишком просто.

Но стоило вернуться к оставленной в одиночестве девушке, как все сразу же приобрело куда более сложные краски.

Улва была расстроена.

Да, ситуация не из приятных, но то мрачное выражение разбитой женской уверенности, что приклеилось к ее миловидному лицу, душонку наружу выворачивало!

Он никогда не отличался мастерством в разгадывании женских душ, но даже его минимальных навыков в отношениях было достаточно, чтобы понять: или он сейчас же выяснит в чем дело, или все пойдет прахом.

Ее подавленность резко контрастировала с тем, что он видел этим утром, открывая глаза и обнаруживая расслабленную девушку все там же, на его плече. Она нежно обнимала его, перекинув руку через широкую грудь, и сладко спала, не чувствуя, как мужчина вибрирует от этой искренней близости. Вытянутая вдоль его тела, она голой кожей прижималась к мужчине, доверчиво, честно, и Аксар поспешил уйти, чтобы не тревожить ее сон своим возбуждением, которое натянуло одеяло в районе паха.

Он даже думал расслабиться с помощью руки, глядя на то, как она спит в его кровати, зарывшись носом в еще теплую после его подъема подушку. Хотелось стянуть с нее покрывало, наброситься с поцелуями на голые ягодицы, погребая под себя нежный стан.

От одного воспоминания об этом, в паху резко потеплело, и он скрипнул зубами, продолжая тащить девушку за собой.

Сломанный стол все так же валялся на полу, расколовшись на несколько частей, но игнорируя вопросительный взгляд, он усадил Улву на стул и порывшись в книжном шкафу, вынут оттуда тяжелую плотную книгу, роняя ее на женские коленки.

— Что это?

— Открывай.

Тонкие пальчики бережно потянули обложку, перелистывая странички, и удивленные глаза уставились на него, прося ответа, или хотя бы подсказки к тому, что следует искать.

— Видишь, — он наклонился, тыкая пальцем в строчку со скромной надписью «ДТ». — Это мои выплаты.

— Эм… Это же счетная книга, они должны здесь быть, — немного смущенно ответила девушка.

— Я не о том. Это видишь?

Аксар вел пальцем в нужные ему строчки с той же надписью, попадающиеся не чаще чем раз в несколько недель, но неуверенная девушка все равно ничего не поняла.

— Знаешь, что такое «ДТ»? — наконец спросил он, и она отрицательно качнула головой. — Это Дом Терпимости. Бордель. Оплата шлюх.

— Зачем ты мне это показываешь?

— Чтобы ты видела, как редко я его посещал. Нет других женщин, была только одна шлюха, которой я платил за то, чтобы спускать пар.

Да, его слова могли прозвучать грубо и резко, но такова была натура Аксара: он не терпел мямлей и сам никогда не молчал, если ситуация могла решиться лишь словами. Проще было сейчас объяснить ей, что нужда была практически бытовой, и женское внимание никогда не ему не благоволило.

— А… я могу спросить? — она оторвала взгляд от страниц и запрокинула голову. — Почему ты… платил? Ты же…

— Что? Что я? Договаривай, раз начала.

— Красивый, — выдохнув, она вновь увела свое лицо в сторону, пряча порозовевшие щеки от мужских глаз, и замолчала.

Он не знал, стоит ли ему радоваться ее признанию.

Считая себя чурбаном и более похожим на дикаря, чем на кавалера, он с трудом мог представить, как кто-то вроде нее называет его «красивым». Это не вязалось с его обычным представлением самого себя, и даже полностью ему противоречило.

Женщины любили таких как Райт. Веселых, легких, немного романтичных. Он же выглядел на этом фоне лишь невоспитанным невеждой, у которого романтический позыв умирает