«Зеленые» проигнорировали просьбу вдовы. Но неожиданно помогли «голубые» (венеты). Вряд ли из этого можно сделать вывод, что коррупция в их рядах была ниже. Хотя именно этот факт мог бы объяснить, почему Юстиниан впоследствии поддержал именно венетов и рекрутировал из них часть чиновников… Так или иначе, венеты помогли семье «медвежатника». Как раз в это время у них умер надсмотрщик за зверями. Должность отдали вдове и ее дочерям.

Девочки росли красавицами. Ухаживать за зверьем они, естественно, не хотели, но в цирке было много других профессий. «Когда девочки подросли, мать тотчас же пристроила их к здешней сцене (мимов)… но не всех в одно время, а постепенно, по мере того, как каждая, на ее взгляд, уже созревала для этого дела», — свидетельствует Прокопий. Переводя на наш язык, девушки стали актрисами столичной комик- труппы. Шутки скоморохов никогда не отличались пристойностью, а нравы — целомудрием. Это правило всех времен. Лишь в XX веке, благодаря кинематографу, возник культ актеров, а наиболее удачливые из них стали зарабатывать столько, что могли пренебречь сообщениями таблоидов о своей личной жизни.

В VI веке нравы среди лицедеев царили те же, только денег они получали гораздо меньше. Прокопий рисует типичную сцену восхождения актрисы в своем сборнике анекдотов: «Старшая из них, Комито, — пишет историк о дочерях Акакия, — уже блистала среди своих сверстниц и сотоварок, следующая за ней Феодора, одетая в короткий хитон с длинными рукавами, как полагается служке-рабыне, следовала за своей сестрой… и постоянно носила за ней на своих плечах сиденье, на которое в разных собраниях обычно садилась Комито».

Возникает вопрос: откуда деньги у старшей сестры? Ответ банален: поклонники. Это плата за беспорядочные половые связи, которые в приличном обществе называются «дружбой с богатыми покровителями». Видя пример сестры, Феодора быстро пошла по наклонной, ибо с детства имела тягу к роскоши. И тут в рассказе Прокопия начинаются непристойности.

«В это время Феодора, будучи еще подростком, не могла сходиться с мужчинами и отдаваться им, как женщина; но за деньги проституировала себя, как это делают мужчины, с людьми, одержимыми дьявольскими страстями, между прочим, и с рабами, которые, провожая своих господ в театры, между делом, имея свободное время, занимались такими гнусными делами. Долгое время жила она в этом блуде, предавая свое тело противоестественному пороку». Ясно, что Прокопий имеет в виду анальный секс. Отношение к нему в древнеримском языческом обществе было гораздо проще, чем к сексу оральному. Ранняя Византия унаследовала те же стандарты.

Эти драгоценные упоминания о тогдашних нравах важны для исследователя. Нет разницы, лгал Прокопий или говорил правду относительно Феодоры (скорее всего, лгал, преувеличивая степень разврата императрицы). Но мы видим привычки столичного общества. Здесь и взятки, и педофилия, и ханжеская мораль. Языческие и христианские принципы борются друг с другом, и пока неясно, кто победит.

Феодора подросла и сама пошла в актерки. «Как только она стала взрослой и цветущей видом, она тотчас пристроилась при сцене и стала простой блудницей», — злобно констатирует Прокопий. Высоко ценились актрисы-музыкантши, но Феодора не отличалась блистательными способностями в музыкальном жанре. Учить музыке ее было некому. Она пыталась хоть как-то заработать на кусок хлеба и хотела выжить в многолюдной бессердечной столице, где смерть соседа встречали равнодушно, а увольнение чиновника — с радостью.

Феодора не попала в актерскую элиту, но она отличалась живостью и остроумием. Поэтому пошла другим путем, решив делать карьеру в юмористическом жанре. «Она стала выступать с мимами во всех театральных представлениях… чтобы вызвать смех шутовскими выходками, — вспоминает Прокопий. — Она была исключительно изящна и остроумна. Поэтому она, когда была на сцене, тотчас обращала на себя всеобщее внимание». Шутки подобного уровня никогда не отличались пристойностью.

«Эта женщина не стыдилась ничего и никто не видал ее чем бы то ни было смущенной, но она без малейшего колебания проявляла себя в самых бесстыдных действиях; когда ее хлестали или били по щекам, она способна была, вызывая громкий смех, остроумно шутить; скинув с себя одежды, она показывала зрителям голыми и задние и передние части, что даже для мужей полагается быть невидимым и закрытым», — ужасается Кесариец.

Ее заметили и оценили. В столичной богеме прошел слух, что юная девушка не отличается скромным нравом. Феодора ложилась в постель с новыми партнерами и брала у них деньги.

«По отношению к своим любовникам она, возбуждая их своими развратными шутками и при помощи различных ухищрений отдаваясь им все новыми и новыми способами, умела навсегда привязать к себе души этих распущенных людей; она не считала нужным ожидать, чтобы к ней обращались со словами соблазна, но, наоборот, сама вызывающим остроумием и нетерпеливым движением бедер соблазняла всех первых встречных, особенно безусых мальчиков».

Как говорили тогда, Феодора служила в «пехоте»; так называли низкооплачиваемых проституток.

Интересно, видел ли это Прокопий, писал по слухам, предался воображению или вспоминал собственные похождения с какой-нибудь цирковой актриской, когда сам находился в столице по адвокатским делам (ибо наш автор был юристом по образованию и первой профессии)? В этом месте текст переходит в добротную литературу, которая сделала бы честь авторам эпохи Возрождения. В VI веке никто не писал так ясно и красиво, как Прокопий из Кесарии. Но может ли эта эротическая новелла претендовать на документальную подлинность? Конечно, нет. В лучшем случае это художественное переложение сплетен о Феодоре, которые Кесариец услышал краем уха и расцветил подробностями в меру своего понимания. А понимал он немного. Обладая наблюдательностью и живым слогом, Прокопий был недалек, циничен и злобен. Такой набор качеств часто встречается у представителей творческой интеллигенции. Поэтому прекратим искать абсолютную истину в его воспоминаниях о прошлом императрицы и насладимся художественным описанием любовных похождений молодой небогатой византийки с условным именем «Феодора».

«Не было никого, — утверждает Прокопий, — кто бы меньше ее проявлял слабость и чувство пресыщения от всякого рода подобных наслаждений; часто, приглашенная на обед, даваемый вскладчину, или на пикник, где было десять, а то и больше юношей, отличающихся большой физической силой и выносливых в делах распутства, она в течение всей ночи отдавалась всем сотрапезникам; когда они, ослабев, уже все отказывались от этих дел, она