собственноручно выписывал пропуска немногочисленным местным жителям, в чьей верности не сомневался, с кем желательно было торговать и из чьих услуг в различных областях он иногда извлекал для себя пользу. По таким пропускам штатские могли передвигаться в расположении его отряда. Нетрудно догадаться, что злоупотребление таким правом в интересах врага влекло за собой самые серьезные последствия. Капитан Хартрой отдал приказ без промедления расстреливать любого нарушителя.

Пока часовой рассматривал пропуск прохожего, капитан внимательно разглядывал его самого. Внешность бородача показалась ему знакомой, и вначале он не сомневался в том, что сам выдал ему пропуск, удовлетворивший часового. И только когда тот скрылся из вида, капитан вдруг вспомнил, кто он такой, и быстро приступил к действиям, как подобает военному.

III

Любой человек, увидев бегущего за собой офицера в полной форме, который в одной руке держит меч в ножнах, а в другой – взведенный револьвер, по меньшей мере испытывает беспокойство. Прохожий, за которым погнался капитан, реагировал совершенно хладнокровно. Он мог бы без труда бежать в лес направо или налево, но избрал другой способ действий. Он развернулся, остановился и молча дожидался капитана. Когда тот приблизился, прохожий подал голос:

– Наверное, вы хотите мне что-то сказать, забыли чего? В чем дело-то, сосед?

Вместо ответа, «сосед» совершенно не по-соседски прицелился в штатского из револьвера.

– Сдавайтесь, – произнес капитан спокойно, но слегка запыхавшись, – или вы умрете.

В его требовании не слышалось угрозы; он говорил спокойно и откровенно. Холодные серые глаза взирали поверх ствола недружелюбно. Какое-то время два человека стояли и молча смотрели друг на друга. Затем прохожий, не выказывая страха, – так же беззаботно, как он остановился в ответ на окрик часового, – медленно извлек из кармана бумагу, которая удовлетворила солдата, и протянул ее капитану со словами:

– Вот пропуск, подписанный мистером Хартроем…

– Подпись поддельная, – перебил его офицер. – Капитан Хартрой – это я, а вы – Дреймер Брюн.

Только обладатели очень острого зрения заметили бы, как Брюн побледнел, услышав такие слова. Еще одним признаком волнения стала легкая дрожь пальцев, державших фальшивый пропуск. Упав на землю, бумага, подхваченная ветром, улетела в сторону и тут же покрылась дорожной пылью, словно в знак унижения за написанную в ней ложь. Через миг штатский, который по-прежнему не шевелясь смотрел в дуло пистолета, сказал:

– Да, я Дреймер Брюн, шпион конфедератов и ваш пленник. При обыске вы найдете у меня план вашего форта, список боеприпасов, количество солдат и их расположение, карту проходов к форту и позиции всех ваших форпостов. Моя жизнь в ваших руках по праву, но если вы пожелаете, чтобы она оборвалась не от вашей руки, и избавите меня от позора возвращаться в лагерь под дулом вашего пистолета, обещаю, что я не буду сопротивляться, не попытаюсь бежать или протестовать и приму любое наказание.

Офицер поставил пистолет на предохранитель и сунул за пояс. Брюн шагнул вперед, протягивая правую руку.

– Это рука предателя и шпиона, – холодно сказал офицер и не пожал ее.

Брюн поклонился.

– Пойдемте, – сказал капитан, – вернемся в лагерь. Вы не умрете до завтрашнего утра.

Он повернулся спиной к пленному, и два странных человека вернулись тем же путем, что пришли. Вскоре они прошли мимо часового, который выразил свое отношение к происходящему, преувеличенно формально отдав честь своему командиру.

IV

Рано утром после вышеописанных событий два человека, пленник и взявший его в плен капитан, сидели в палатке последнего. Между ними стоял стол, на котором среди писем, официальных и личных, написанных капитаном за ночь, лежали бумаги, уличающие шпиона. Сам пленник всю ночь спал в соседней палатке. Никто его не охранял. Позавтракав, оба закурили.

– Мистер Брюн, – сказал капитан Хартрой, – вы, наверное, не понимаете, почему я узнал вас, хотя вы переоделись, и откуда мне известно, как вас зовут.

– Я и не пытался понять, капитан, – со спокойным достоинством ответил пленник.

– Тем не менее мне бы хотелось, чтобы вы знали, – надеюсь, мой рассказ вас не обидит. Мы с вами встретились осенью 1861 года. В то время вы служили рядовым в полку Огайо; вас считали храбрым и надежным солдатом. К удивлению и горю ваших офицеров и товарищей, вы дезертировали и перешли на сторону врага. Вскоре после того, во время стычки, вас взяли в плен, узнали, предали военному трибуналу и приговорили к расстрелу. Вы ожидали казни в грузовом вагоне, который стоял на запасном пути железной дороги. Наручники с вас сняли…

– В Графтоне, штат Виргиния, – кивнул Брюн, не поднимая головы и стряхивая пепел с сигары мизинцем.

– В Графтоне, штат Виргиния, – повторил капитан. – Одной темной и грозовой ночью вас поручили охранять солдату, который только что проделал долгий, утомительный марш. Он сидел на коробке из-под галет у двери вагона с внутренней стороны, с заряженным ружьем и примкнутым штыком. Вы сидели в противоположном углу. Часовой получил приказ убить вас, если вы попытаетесь встать.

– Но если бы я попросил разрешения встать, он мог позвать капрала, начальника караула.

– Да. Пока тянулись долгие тихие часы, солдата сморило. Заснув на посту, он сам подписал себе смертный приговор.

– Да, вы заснули.

– Как?! Вы узнаёте меня? Значит, вы с самого начала знали, кто я такой?

Капитан встал и принялся расхаживать по палатке, явно взволнованный. Лицо его пылало, серые глаза утратили безжалостную холодность, с какой они смотрели на Брюна поверх ствола пистолета. Они чудесным образом смягчились.

– Я вас узнал, – сказал шпион, не теряя невозмутимости, – как только вы посмотрели на меня в упор и потребовали, чтобы я сдался. Тогда с моей стороны едва ли было порядочно вспоминать прошлые дела. Возможно, я предатель и определенно шпион, но я не хотел ни о чем просить.

Капитан остановился и повернулся лицом к пленнику. Когда он снова заговорил, голос его был хриплым.

– Мистер Брюн, что бы ни позволяла вам ваша совесть, вы спасли мне жизнь, возможно, ценой собственной жизни. До вчерашнего дня, пока вас не остановил мой часовой, я считал вас мертвым – думал, что вас постигла участь, которой вы, из-за моего преступления, без труда могли бы избежать. Стоило вам выйти из вагона, и я занял бы ваше место перед расстрельной командой. Вы проявили поразительное сострадание. Вы пожалели меня за усталость. Вы дали мне поспать, присматривали за мной, а перед тем, как меня пришли сменить и мое преступление стало бы известно всем, мягко меня разбудили. Ах, Брюн, Брюн, вы молодец… вы поступили великодушно… вы…

Голос у капитана сорвался; по лицу