Шрифт:
Закладка:
— Дед же в гости зайдет? — спросила бабушка. — Я его пригласила двадцать седьмого.
— Значит, зайдет! — улыбнулся я.
Здорово было бы его с отцом помирить, но как это сделать, я придумать не мог. Вдруг отец взбесится, бросится? Я ему так и не позвонил, а о том, что происходит, узнавал из газет. Костаки в СИЗО, возбуждено уголовное дело: похищение несовершеннолетних, совершенное группой лиц, убийство. Похоже, делу дали ход, что вселяет надежду.
По пути домой я думал о том, что хочу на базу, чтобы проверить себя, отработать на Илье новые приемы самбо, которые я раньше не делал. Если получится, вот круто будет!
Топая от остановки, я издали заметил траурную процессию возле нашего дома, ускорил шаг. Узнал безумную внучку бабы Вали, которая гоняла бабочек, когда ее мать, поправляя траурную повязку, вытирала слезы.
Внутри будто бы оборвалась струна. Я побежал.
Посреди двора стоял гроб, где лежала баба Валя, напудренная, накрашенная и помолодевшая лет на двадцать. Вокруг причитали старушки, женщины помоложе. Из подъезда вышла мама, встала в стороне.
Это что же, баба Валя умерла раньше срока? Я подошел к ее дочери и проговорил:
— Как же так? Ее должны были вылечить!
— Сердце остановилось во время операции, — бесцветным голосом объяснила женщина.
Сделалось жутко. Выходит, у меня не получилось отвоевать этого человека у смерти, и смерть наступила даже раньше.
Дочь бабы Вали достала из сумки пирожок и протянула мне.
— Помяни рабу божью Валентину. Спасибо, Паша, вы нам очень помогли, мама мне рассказала, как ты заставил ее пойти к врачу.
Я закусил губу. Помог, ага. Ускорил ее смерть! Не погнал бы на рентген, прожила бы еще два года. Подойдя к гробу, я вытащил из рюкзака конфету, «снежок», и положил на скрещенные руки покойницы. Бабушка, которая всех детей угощала леденцами, покойся с миром!
— Она была хорошим человеком, — прошептал я. — Мне очень жаль. Сил вам!
Настроение испортилось, и аппетит пропал.
Мама осталась прощаться с бабой Валей, а я поднялся к нам. В зале Борис дорисовывал Наташку, и получалось очень даже! Не сказать, что как живая, но вполне узнаваемая. Вспомнилось, как я разговаривал с художником на рынке, и он оставил свой телефон. По-моему, самое время Борису заняться живописью серьезно.
— Баба Валя умерла, — сказал я.
— Мы знаем, — отмахнулась Наташка.
— Ага, — кивнул Борис.
Ну как вы не понимаете, что смерть — это навсегда? И что умерла она из-за меня! Здравый смысл сказал, что я ничего плохого не делал, наоборот, хотел, как лучше. А получилось, как всегда. Эта фраза еще не прозвучала, ее породила та самая грядущая денежная реформа.
Вместо того, чтобы отрабатывать приемы с Ильей, я закрылся на балконе, достал тетрадь с событиями будущего, принялся вспоминать и записывать. Теперь не было уверенности, что память останется со мной. Или останется? Но все равно лучше перестраховаться.
День прошел, как обычно: репетиция тренировки и отработка на Илье болевых — все получилось! Потом тренировка по-серьезному, «мафия», где король пик, обозначающий мафию, выпал мне четыре раза подряд. Два раза меня вычислили, два — посчитали, что по закону вероятности это не я.
В девять мы разошлись по домам.
Спать я лег пораньше, в детские десять часов вечера, поменявшись кроватями с Наташкой,потому что семейство решило смотреть американский фильм «Серое и голубое». Мама аж запереживала, не заболел ли я, приложила руку ко лбу, когда я уже лег.
Где это видано — по телеку «Коламбия пикчерз представляет», фильмы крутые заморские показывают, а ребенок спать вздумал!
Ребенку же гораздо интереснее было посмотреть сон.
Я чувствовал что-то необъяснимое, будто я лечу на параплане, влетел в турбулентность, и меня колбасит. Не опасно колбасит, как когда может смять и опрокинуть, а будто воздух — это огромный бокал игристого с миллионами пузырьков, которые поддерживают, подталкивают.
Седьмым или каким там чувством я ощущал: реальность начинает меняться, и смерть бабы Вали тому подтверждение. Сейчас реальность, гомеостатическое мироздание или что там выбрало такую жертву, как когда-то забрало Вичку, освободив место, возможно, для Алисы. Или для кого-нибудь другого, того же Яна.
А значит, есть вероятность, что ночью я наконец попаду в тот самый белый куб! Но для этого надо заснуть. Но как тут заснешь, когда за дверью — дыщ-быщ, вопли, лязг металла, грохот выстрелов.
Интересно, можно ли где-то раздобыть беруши? И как некоторые специально включают телек, чтобы заснуть? Никогда не получалось.
В итоге я оставил это неблагодарное занятие, пошел смотреть американский фильм про войну Севера и Юга и спать лег в половине двенадцатого вместе со всеми. И все равно долго ворочался в своей постели, представлял тот белый куб в деталях, огромный плоский экран, каких я отродясь не видел. В конце концов реальность закрутилась водоворотом, длинным звездным тоннелем…
Сон мне все-таки приснился. Я оказался в просторной незнакомой спальне, такой, как с картины, по которой надо написать сочинение: высоченные потолки, хоть второй этаж делай, деревянные оконные рамы распахнуты, ветер колышет тюль. Старинный лакированный стол, на нем глобус и моя раскрытая тетрадь, где я записывал про будущее. Рядом красная ручка, и некоторые мои записи перечеркнуты, будто это учитель проверял контрольную.
Издали было не разобрать, что именно зачеркнуто, и я сделал шаг к столу, но дверь распахнулась, и вошел парень лет четырнадцати в белом то ли костюме, то ли кимоно. А может, это и девчонка. Шапка вьющихся русых волос, раскосые зеленые глаза, маленький рот и лицо сердечком. Возникло ощущение, что я знал его всю жизнь, но не мог вспомнить, кто это. А еще здесь все было слишком настоящим, осязаемым, не как во сне.
Меня окатило… теплом, что ли. Зарождающееся беспокойство сменилось умиротворением. Мне было хорошо здесь. Настолько хорошо, что уходить не хотелось. Хозяин комнаты шагнул навстречу, обнял меня.
— Наконец-то. — Голос у него (или нее?) был странным, я так и не определил, парень это или девушка.
Хотелось спросить: «Кто ты» — но слова застряли в горле, я не мог выдавить ни звука. Отстранившись, хозяин комнаты поцеловал меня в лоб и сказал:
— Ты сможешь. Верю в тебя!
Мир мигнул, и я провалился в черноту, а проснулся только утром, но все равно отлично помнил тот сон! Он словно и не сон, а
