они довольно давно. Но, возможно, она что-то сможет рассказать о его круге общения. Пока в этом плане наблюдается большой пробел. По словам секретаря тарасовского отделения Союза художников, со всеми коллегами у Подхомутникова были ровные отношения. Ну, за исключением одного живописца – Григория Переводникова. Но у него есть алиби. Так что буду поднимать старые связи Переводникова и в этом возлагаю определенные надежды на встречу с Викторией Масленниковой.

Про статуэтку Будды я даже упоминать не стала. Володька вряд ли займется ее поисками, я и сама не знаю, как к ним подступиться. Разве что посидеть в интернете, посмотреть, кто у нас в Тарасове подобным интересуется? Но это в свободную минутку.

– Ну ладно. Держи меня в курсе, – попросил Кирьянов.

– Обязательно, Володь. Пока.

Я отключилась и тут же набрала номер Масленниковой.

– Алло, это Виктория Леонидовна? – спросила я.

– Да-да, это я. А кто меня спрашивает?

– Виктория Леонидовна, это Татьяна Александровна.

– О, Татьяна Александровна! – обрадованно воскликнула Масленникова. – Я ждала вашего звонка. Как продвигается ваше расследование? Что-то уже удалось выяснить?

– Выяснить некоторые детали, конечно же, удалось, Виктория Леонидовна. Но мне необходимы еще сведения. Мы с вами можем встретиться и поговорить? – спросила я.

– Ну, конечно, Татьяна Александровна, о чем разговор! Давайте встретимся. Вы можете полностью мною располагать.

– Очень хорошо. Когда вам удобно встретиться? – спросила я бывшую балерину.

– Да хоть сейчас! Скажите, где мы сможем пересечься, и я подойду.

– Давайте встретимся, – я на секунду задумалась, – в кафе «Арлекин», на Московской. Не возражаете?

– Нет, конечно. Я как раз сейчас нахожусь неподалеку от Московской.

– Тогда – до встречи, Виктория Леонидовна.

Я быстро собралась и уже через пятнадцать минут была на месте. К кафе мы с Масленниковой подошли почти одновременно. Мы прошли в зал и сели за столик у окна. Посетителей в кафе было немного, и к нам почти сразу же подошла молоденькая официантка.

– Мне салат из овощей и зеленый чай без сахара и добавок, – сказала официантке Масленникова.

– А мне, пожалуйста, тоже салат, суп с фрикадельками, картофель с отбивной, заварное пирожное и кофе, – сделала я заказ. – Я, наверное, кажусь жуткой обжорой по сравнению с вами, Виктория Леонидовна.

– Ну, что вы, – улыбнулась Масленникова, – у вас нормальный обед, а я уже привыкла так питаться за время обучения и работы в театре. И хотя я сейчас уже не танцую, привычка сохранилась. Знаете, не так-то просто отвыкнуть от постоянных диет и от контроля веса.

Вскоре официантка принесла наш заказ и принялась расставлять тарелки.

– Виктория Леонидовна, я поговорила с коллегами Иннокентия Константиновича, – начала я, когда мы покончили с трапезой, – и у меня сложилось впечатление, что между ними были хотя и ровные, но достаточно отстраненные отношения. Никто из тех, с кем я беседовала, не смог припомнить, был ли у Иннокентия Константиновича близкий друг. Правда, называлось имя его адвоката, Аристарха Тимофеевича Смолянинникова, но, насколько я поняла, между ними были чисто деловые отношения. Вряд ли адвокат сможет рассказать, каким человеком был Иннокентий Константинович. На вас у меня вся надежда. Ведь вы были супругами.

Глаза Масленниковой увлажнились, а лицо на мгновение исказила гримаса боли. Женщина перевела взгляд на пейзаж за окном кафе. Я предположила, что бывших супругов связывало искреннее чувство.

– Извините меня, Виктория Леонидовна, если я вас расстроила, – сказала я.

– Нет, ничего такого, не стоит извиняться. Просто… нахлынуло. Все это так трагично, Татьяна Александровна. Ведь наше с Иннокентием супружество было счастливым. Поначалу. Несмотря на то, что у нас была довольно ощутимая разница в возрасте. Но для меня это не имело никакого значения. Вот что значит юность и страсть. Только потом постепенно мы как-то стали отдаляться. Возможно, сказалось то обстоятельство, что у нас с Иннокентием не было детей. Я была примой-балериной, постоянные гастроли, интенсивные нагрузки. Какой уж тут ребенок. Одним словом, я все свое время и силы отдавала балету, а Иннокентий – живописи. В общем, мы оба целиком и полностью отдавали себя работе, ни на что другое уже просто не оставалось сил.

– Понимаю вас, Виктория Леонидовна, – сказала я, – отношения требуют времени и душевных сил. Иначе и быть не может. У меня к вам еще один вопрос. Когда мы вместе с домработницей Иннокентия Константиновича осматривали квартиру на предмет пропажи вещей, то она сказала, что пропала бронзовая статуэтка Будды.

– О господи! – воскликнула Масленникова. – Статуэтка Будды! Иннокентий очень ею дорожил.

– Это была дорогая вещь? Сколько вор мог за нее выручить? – спросила я.

– Да нет, я не имела в виду стоимость статуэтки. Иннокентий приобрел эту вещь во время наших гастролей в Монголии. На самом деле в лавке мастера, где мы купили Будду, были гораздо более дорогие и ценные вещи. Например, там стояла этажерка из красного дерева, а на ее полочках находились разные миниатюрные статуэтки из драгоценных камней. Чего там только не было. И Вишну, и Шива, и выполненная из черного камня Кали со множеством рук, Ганеши из нефрита, копии храмов из слоновой кости и черный мраморный Тадж-Махал. Меня, признаться, прежде всего привлекла именно эта этажерка. До сих пор ее вспоминаю. Но мы, естественно, не могли себе позволить такую дорогую вещь. Конечно, статуэтка Будды, несомненно, уникальная вещь. Но большой стоимости она не имеет. Вряд ли перекупщик даст за нее большие деньги. Правда, статуэтка эта с секретом. Она сравнительно маленькая по размерам, и в ней имеется двойное дно, то есть совсем небольшой тайник. Я слышала, как мастер объяснял этот секрет при покупке статуэтки.

– Вот как? А как можно было его обнаружить? Ну, если ничего не знать об этом тайнике? – спросила я. Интересно! То есть, возможно, дело не в статуэтке, а в тайнике?

– Никак. Только тот, кто знает об этом секрете, сможет открыть тайник, – объяснила Масленникова.

– А как вы считаете, Виктория Леонидовна, у Иннокентия Константиновича имелось что-то ценное, что можно было спрятать в тайнике статуэтки?

Масленникова покачала головой.

– Вы знаете, ничего определенного на этот счет я сказать не могу. Вот в то время, когда мы жили вместе, Иннокентий покупал ценные монеты и марки и хранил их именно в статуэтке. Нет, он не был коллекционером. Просто он считал, что это – наиболее выгодное вложение средств. Поэтому приобретал он только самые дорогостоящие марки и монеты. Но, кажется, все это он продал. А чем он занимался после того, как наш брак распался, мне неизвестно. Однако вы можете спросить об этом у его адвоката и друга Смолянинникова. Он старше Иннокентия. Их связывали дружеские отношения