Шрифт:
Закладка:
«На самом деле истоки Ганги лежат не столько в ледниках, откуда бегут ее первые воды, а те горные пики, которые касаются Высшего Неба. Там находится точка соприкосновения Высшего Мира — того недостижимого мира, из которого, тем не менее, мы пришли и в который мы идем, — с нижним миром, на котором мы временно ведем нашу земную жизнь»[62].
Чем ближе Свами Абхишиктананда и Ананд подходили к священной дхаме (месту паломничества), тем более четко и ясно они ощущали вибрацию священного звука ОМ, который буквально парил в воздухе: пение садху и других паломников сливалось с внутренним повторением ОМ-кары Абхишиктанандой и многократно усиливалось гулом реки. Наконец, когда взору путников предстал сам ледник, источающий из себя чистые и прозрачные воды Ганги (которая приобретает свой специфический оттенок лишь проходя через города и села Северной Индии), Свами погрузился в экстатическое состояние, осознавая личностную природу реки, присутствие ее Повелителя Шивы и свое собственное «Я», единое с Абсолютом. Экстазы Абхишиктананды невозможно описать словами, но некоторое представление о них могут дать его собственные записи, которые он делал в своем дневнике или, как в случае с Ганготри, описывал в книгах:
«Казалось, с гор раздавались голоса, вырываясь из вод Ганги, крича: "Шива, Шива!" Я вернулся к повторению звука ОМ, который был освежающим и погружал в медитацию, проникая в мое сознание глубже, чем любой другой звук. Он успокаивал меня и высвобождал тишину моего духа»[63].
Придя в себя и пробыв какое-то время в Ганготри, Абхишиктананда и Ананд вернулись в Уттаркаши, чтобы год спустя вернуться туда снова. На обратном пути они встречают многих преданных Рамы, которые составляют большинство индуистов во многих районах Севера. Традиция рамаватов распространилась в регионе в XV–XVIII вв. благодаря деятельности поэта и гуру по имени Свами Рамананда (1400–1470), который считался экстатическим преданным Рамы. Получив посвящение в сампрадайу (философскую школу) Шри Вайшнавов, впоследствии он отказался от многих формальностей, которые связывали по рукам и ногам последователей Школы, в частности он отказался от санскрита как от единственного языка Писаний, провозгласив, что каждый должен услышать послание Истины на своем родном языке. Рамананда стал проповедовать свое учение на народном языке хинди, сделав центром своего послания сказания о царевиче Раме, считая его идеальным и высшим проявлением Бога. Последователи Рамананды перевели на хинди многие классические произведения Древней Индии, сделав их доступными простым индийцам. Кроме того, Свами резко порицал кастовую систему, принимая учеников, вне зависимости от их происхождения. Сохранилось изречение Рамананды, которое свидетельствует о его толерантности: «Пусть никто не вопрошает о касте человека или о том, с кем он есть. Тот, кто предан Хари[64], принадлежит Хари». Абхишиктананда постигает элементы учения рамананди, что упрощает его общение с первым учеником — Рамешем Шриваставой. Этот молодой человек, следуя учению Рамананды, постоянно повторял имена Рамы, но в то же время живо интересовался Евангелием и хотел принять христианство. Христианский Свами показался ему идеальной возможностью сохранить свою индийскую идентичность, и, в то же время, принять Христа. Рамеш начинает внимать наставлениям Абхишиктананды, который, таким образом, становится настоящим гуру во всех смыслах этого слова. Свами с радостью передает свой опыт своему первому ученику, а также периодически дает спонтанные публичные лекции, и, как ни странно, пользуется успехом у индийской аудитории. Европейский учитель медитации не уступает в уровне своих рекомендаций своим индийским братьям:
«Очень важно сосредоточить ум на чем-то, что ведет к трансцендентности и освобождает от блуждания мысли. Для меня это мысль о "Внутреннем" Султам" на тамильском), ахам ("Я"), например. Необходимо сделать моей обителью внутренний мир, утвердиться в нем, погрузиться в него, раствориться. Если мысли по-прежнему приходят, то пусть они будут как птицы, летящие в открытое пространство (акаша,) сердца, пусть пролетают мимо головы, не беспокоя меня. Что на самом деле важно, так это сделать мое положение стабильным… Стремиться внутрь через идею Внутреннего — это очень хороший путь. Однако идея Внутреннего сама по себе представляет собой форму двойственности (бхера.). Пока я отличаю Внутреннее от того, кто стремится к Внутреннему, я не достиг Внутреннего. На последнем этапе тот, кто ищет, и то, что является объектом поиска, исчезают, и не остается ничего, кроме чистого Света, неразделенного, самосветящегося (джйоти акханда свапракша). Последняя задача — это уничтожить различие между искателем и объектом поиска»[65].
Через год после принятия Рамеша к Абхишиктананде присоединился восемнадцатилетний брахман Лалит Шарма, который на тот период строго следовал принципам брахмачарьи (целомудрия) и отказывался от всех материальных благ. Свами заботился об учениках как о своих собственных детях: в нем не было строгости, присущей многим другим духовным учителям, и молодые люди очень привязались к нему. По утрам он будил юношей поцелуем, сам готовил им завтрак, а свои наставления облекал в возможно более мягкую форму. Однако настоящие и полноценные отношения учителя и ученика у Абхишиктананды развиваются с французским семинаристом Марком Шадюком, который стал первым европейским санньяси следующего после Моншанена и Ле Со поколения.
Марк прибыл в Индию в 1971 г. для изучения опыта индийского христианства и диалога между индуизмом и христианством. В тот же год он встретился с Абхишиктанандой и проникся идеями, которые проповедовал Свами. Марк был очень целеустремленным человеком и его не интересовали никакие другие вопросы, помимо самосознания, поэтому Свами решил оказать ему доступную помощь в духовном поиске. В тот же год они отправляются к горе Аруначале, поскольку Абхишиктананда хочет поделиться своим личным опытом именно в том месте, где он впервые ощутил недвойственность бытия. Марк погружается в медитацию в одной из многочисленных пещер священной горы и очень скоро испытывает то же, что испытал сам Ле Со много лет назад: энергетика
