Он сдался. Вздохнув, он шагнул к мальчику, снова взял его за руку чуть выше того где ее мертвой хваткой сжимал браслет, что-то прошептал про себя и сделал пасс открытой ладонью.

Медный обруч треснул, раскололся надвое и упал в траву. В тот же миг судорога отпустила мальчика. Осталась слабость, кружилась голова, его знобило, но мышцы расслабились и боль исчезла.

Золотоволосый уже шагал прочь, вытирая руку о переливающуюся ткань камзола. Проходя мимо женщины, он бросил что-то, словно говоря «ну, теперь ты довольна?». Та только улыбнулась и последовала за ним.

— Спасибо, — проговорил мальчик, поднимаясь с земли. Он пошатнулся от слабости, чуть не упал, но устоял на ногах. Двое обернулись, снова взглянули на него — он презрительно, она ласково улыбаясь. — Я… Спасибо.

Он низко поклонился. Мужчина, не ответив, тронул коня. Его спутница что-то произнесла и протянула тонкую изящную руку, как будто указывая путь, и мгновение спустя они исчезли. И они, и их свита — словно растворились в ночной темноте.

Он закончил говорить, и в просторном светлом строении лечебницы наступила тишина. Из открытого окна еле доносился шум голосов паломников, звуки рожков, зовущие на дневную молитву — лечебница, куда его притащили библиотекарь с помощником, стояла наособицу от остальных зданий. Бирн, Мерфи и травщик по имени Конолл молча смотрели на него, и он почувствовал себя неуютно, как будто нахулиганивший ребенок перед старшими. Хотя они и были старше — у библиотекаря коротко остриженные в круг волосы почти все поседели, Конолл и вовсе был одногодкой с настоятелем, и даже Мерфи был года на три старше мальчика. Хорошо еще, что сейчас кроме них в лечебнице никого не было.

— Э, послушай, Дайре, — неуверенно начал травщик. Он рассеянно вертел в руках скальпель и оловянную миску, будто забыл, зачем принес их.

— Мартин. — перебил он. — Мое имя Мартин.

— Эх, да… точно, Мартин. Ты извини, но что-то тут не сходится. В том, что ты тут рассказывал, я хочу сказать. Вот говоришь, что это эльфы были, да? И что один из них снял с тебя браслет, так? А ведь они того, эльфы, они же металла боятся…

Библиотекарь вместе с помощником взглянули на него.

— Именно это тебя смутило, брат? — покачал головой Бирн. — Просто один из слухов про тех, кто не смотрит в небо, в которые верят крестьяне, городская беднота и совсем уж необразованные священники. Известно ведь, что король Диан был кузнецом и его молотом венардийцы куют свои браслеты. Где ты встречал кузнеца, который боялся бы металла?

Конолл смутился, пожал плечами и проворчал, что в подобных вещах особо не разбирается, ученых книг не читал, и что его дело — заботиться о здоровье братии.

— Так что ты это, Дай… Мартин, давай-ка это… рукав задирай, нужно тебе кровь пустить.

Он попробовал было объяснить, что в этом нет необходимости, что он не болен, но травщик был неумолим.

— Кровопускание никому еще не вредило, — заявил он. — Все, давай руку и не трепыхайся.

Мартин позволил Коноллу возиться с ним взглянул на стоящих над койкой библиотекаря с помощником.

— Я сказал правду. Все так и было — венардийцы заставили нас надеть браслеты, из-за которых почти вся деревня вымерла. Кара, Рона с семьей, мои… — Мартин стиснул зубы, с трудом сглотнул. — Мои родители. Лучше бы я не вспоминал.

В горле возник ком, душивший его, не дающий говорить. В глазах нестерпимо защипало, и, как он не старался загнать их назад, по щекам побежали соленые капли воды.

— Простите, — выдавил он. — Я… простите. Сейчас, я…

— Все хорошо, — мягко произнес Бирн. — Тебе не за что извиняться. Если нужно плакать, плачь.

Еще несколько мгновений Мартин пытался сдерживаться, стискивал зубы и сжимал кулаки, но ком душил его все сильнее, слезы текли сами по себе и жгли глаза, и наконец из его горла вырвался полустон-полувсхлип, и он горько заплакал.

В какой-то момент Мартину показалось, что он слышит приглушенный голос Бирна: «Выйдем-ка, незачем у парнишки над душой стоять… Конолл, оставь его, говорю!» и ворчание травщика: «Да сейчас, дай хоть руку ему перевяжу…» Он скорчился на жесткой койке, обхватив себя руками и подтянув колени к животу. Все погибли и лежат в яме на окраине деревни. Все. Отец с матерью. Лечи, Рона, Тэд, Мичил, те люди в сгоревшем доме. И Кара. И Миррен. И… нет, Миррен же умерла еще раньше, умерла от лихорадки и голода. А Двенну искалечили, а потом она сошла с ума.

От рыданий его скрутило, как в приступе трясучки. Венардийцы, чтоб их небо прокляло. Звери. Хуже гоблинов. Все из-за них. Все погибли. Все…

Мартин впился зубами в рукав рясы, чтобы не завыть в голос. Ох, лучше бы не вспоминал ничего. Лучше бы не вспоминал. Перед глазами в размытой красной дымке всплывали лица, домики и башня над деревней. Вереск еще. Там был вереск. Они еще надеялись, теперь, когда гоблинов прогнали, холмы в округе снова зацветут белым, лиловым и розовым.

Не зацветут. Больше ничего не осталось. Ничего и никого.

Через некоторое время отпустило. Мартин вытянулся на койке, дыша глубоко и хрипло, потом сел, набросил на лицо капюшон и попытался прочесть молитву за родителей и остальных. Получалось плохо — мысли разбегались, слова отказывались складываться вместе, а потом раздались шаги. Он поднял взгляд, поспешно сбросил капюшон и вскочил.

— Не бойся, — сказал настоятель. Он стоял и сочувствующе улыбался, пряча руки в рукавах рясы. — Тебе лучше… Мартин? Мартин, это, я так понял, твое имя?

— Да, отец, — пробормотал Мартин и поклонился, прижав руку к сердцу. — Спасибо, отец. Прошу прощения за то, что сорвал вашу встречу…

Старик тихо закашлялся в руку.

— За это как раз можешь не извиняться. Прости меня небо, но наш венардийский брат был довольно… утомителен. Да, скажем так. Утомителен.

Он придвинул стул и уселся напротив Мартина.

— Насколько я понял из слов Бирна, к тебе вернулась память. Он повторил мне то, что ты рассказал ему, но давай-ка проверим, все ли я понял верно. Твое имя Мартин, и ты жил в карлейнской деревне… — настоятель прищелкнул пальцами.

— ВВересковицах, отец. — подсказал он.

— Да, верно. У вас стоял отряд гоблинов, который потом прогнали венардийцы. Они обращались с вами жестоко, а под конец обманом заставили надеть браслеты, от которых потом погибла вся деревня.

— Не вся, отец, — поправил Мартин тихим, все