— Самая наша большая проблема — это Уайли, — рассказывал Нортон. — Похоже, он пытается перепрыгнуть Мака. Остальные, в основном, довольствуются раздачей кругов, случайными оплеухами и работами по хозяйству. Но Уайли нравится унижать людей. Недавно он заставил Теккерея десять раз пройти полосу препятствий нагишом. Под конец пацан был весь в синяках и порезах. А Вона он заставил ночевать в коровнике лишь потому, что тот не доел завтрак.

— Ладно, значит, считаешь, если Мака не станет, его место скорее всего займёт Уайли?

— Без сомнений. Остальные вроде неплохи, за исключением Грина, который оказался на противоположном конце спектра. Он — мальчик для битья, самый убогий. Ему начали придумывать клички.

— Какие, например?

— Гомосек. Заднеприводной. Ну, ты понимаешь. Нестояк — одно из самых популярных.

Он многозначительно посмотрел на меня, пока до меня не дошло.

— Ох, блин, — прошептал я. — Не думаешь ли ты…

Он кивнул.

— Подтвердить это предположение не удалось.

— Поэтому он уязвим. Они осознают, что он не столь же виновен, как и они, и ненавидят его за это. Плюс, ты же знаешь, он слегка женоподобен. Видел бы ты, как он ставит «Наш городок». Мне кажется, он сам хочет сыграть Эмили. На эту роль он взял Петтса. Говорит, что раз во времена Шекспира считалось нормальным, если мальчики переодеваются в девочек, то и нам нормально.

Я обдумал эту информацию.

— Ладно, наступать будем с двух фронтов, — сказал я. — Я попытаюсь убедить Мака увидеть в Уайли угрозу, и буду подкармливать обиду Грина на других, пока он не перейдёт на нашу сторону.

— И пока ты будешь всем этим заниматься, что делать мне?

— Тебе нужно разговорить остальных, но осторожно. Нужно выяснить, у кого из мальчиков дела идут хуже всего и попытаться перетянуть их на нашу сторону. Нам понадобятся собственные офицеры, которые смогут выступить, когда появится возможность.

Нортон ухмыльнулся.

— Наконец-то, у нас появилась схема.

— И план.

Мы пожали руки.

— Чудесно, — произнёс Нортон. — Думаю, мы только что повысили вероятность нашего распятия на четыреста процентов.

* * *

Спустя три недели отдыха, я, наконец, снял швы и смог ходить с тростью. У меня всегда была выраженная хромота, но я начал делать упражнения, помогающие вернуть ноге силу.

В день, когда я смог начать ходить, Мак попросил посетить его апартаменты. Он переехал в старую квартиру директора. Когда я постучал в дверь и ждал, пока он меня впустит, то заметил, что он оснастил двери замками. Как и подобает лидеру — осторожность сменяет спокойствие, а вскоре на место осторожности приходит паранойя. Я надеялся, что сумею немного ускорить этот процесс.

Мак открыл дверь и жестом пригласил меня внутрь.

— Присаживайся, — произнёс он.

Я оглядел гостиную, в которой боролся с Ионой, и с облегчением заметил, что Мак заменил мебель; мне не очень понравилось бы сидеть на диване, на котором лежал полуразложившийся директор. Я с благодарностью плюхнулся на плюшевые подушки. Не помню уже, когда последний раз сидел на диване; я чувствовал себя максимально комфортно.

Я ожидал, что мне предложат чашку чая или нечто подобное, но вместо этого Мак открыл мини-бар и достал два больших бокала для виски. Он протянул мне один бокал, сел напротив и задумчиво меня осмотрел.

— Не думаю, что очень уж тебе нравлюсь, Ли, — вскоре произнёс он.

«Ох».

«Блядь».

Изобразить невинность? Он не поведётся.

Попробовать отшутиться? Догадается.

Ладно. Действуй прямолинейно. Будь серьёзен, но не лезь на рожон.

Я посмотрел ему в глаза.

— С чего ты так решил?

Он пожал плечами.

— Чутьё и наблюдение.

Он отпил из бокала. Я тоже. Складывалось ощущение, что я играю в покер.

Я не знаю, как играть в покер.

— Видишь ли, я считаю, Бейтс был прав, — продолжал он. — Я думаю, что ты думаешь, что ты выше всего этого. Я иногда замечаю, как ты смотришь на меня, и вижу, как ты меняешь выражение лица, пытаясь скрыть своё презрение до того, как я его замечу.

— Не будь дураком. — Я рассмеялся, по-дружески.

Он не улыбнулся.

— Я много, кто, слышь? Но я не дурак.

В его голосе слышалась угроза, однако не было похоже, что он злился. Если только я не сказал что-то, по-настоящему глупое. Я поднял руки и изобразил невинность.

Мак подался вперёд.

— Суть в том, что ты не такой, как я. Я — пиздюк. Конченный ублюдок, и мне плевать, знает ли об этом кто-то ещё. Я убийца и насильник, и это только начало. Я сначала стреляю, а потом задаю вопросы. Я забиваю нахуй любого, кто встанет передо мной и моими желаниями, и мне плевать, кто это будет. И мне нравится всем управлять. Нравится руководить людьми, отдавать приказы, устанавливать правила, изображать крутого мужика. Но дело в том, Ли, что это единственное — в чём я хорош. У меня к этому талант, понимаешь ли. Попроси меня что-нибудь посчитать, или дай занятие по английскому, нарисовать картину или сыграть на пианино, и я полный нахуй дебил. Но, поставь меня в ситуацию, когда требуется сила, немного жестокости, и я в деле. И главное, что сделал Отбор, самая великая, прекрасная вещь, которую сделал Отбор — это вручил людям, вроде меня, ключи от всего этого блядского мира. Ни один коп не закроет меня за причинение вреда здоровью, ни один магистрат не вручит мне свидетельство об общественно опасном поведении, ни один судья не отправит меня в дурку. Сейчас закон один, и он не за теми, у кого самая большая пушка, а за теми, кто достаточно гнусен, чтобы первым ею воспользоваться. И этот человек — я. И, полагаю, ты такой же.

Я мог лишь выдавить из себя:

— А?

— Ой, не позорься и не изображай невинность. Это ты застрелил Бейтси.

Я попытался сделать каменное лицо и ничего не показывать. Только смысла не было.

— Ага, — произнёс он, изучая меня. — Так и думал.

Плохо дела пошли.

— Сейчас ты думаешь, я буду из-за этого злиться. И я немного злился. Но потом я поразмыслил. Вероятно, ты так поступил, потому что решил избавить его от страданий, так?

Я не издал ни звука.

— Так? — В его голосе вновь появились нотки опасности.

Я кивнул, продолжая смотреть ему в глаза.

— Милосердно. Даже, по-геройски. Однако это не отменяет того