— Вот ей-богу! Да ты пойми…

Томегин все еще пишет свое письмо. Он поднимает голову, смотрит: Маноло, Дарио, табурет под агавой… дальше выгон, за ним — плантация. Над полем поднимается столб черного дыма, качается… Огонь. Пожар. Пожар!

— Э-э-эй! Смотрите! — кричит Томегин и машет рукой. Моноло и Дарио оборачиваются.

— Пожар! — вскрикивает Моноло.

— Огонь! На плантации.

Бежит Флоренсио. За ним с лаем мчится собака. Арсенио вышел из кухни.

— На нашем участке, — говорит Флоренсио. — Надо ехать. Арсенио, давай скорее, собирай людей. Перекинется на другой участок — не остановишь!

Арсенио достает из кармана свисток. Свистит долго, пронзительно, как сирена. Вбегает в барак и снова свистит. Шум, крики. Пожар! Пожар! Кто-то не верит. «Да ну, шутят, конечно, Арсенио острит, как всегда». — «Да вставай же!» — «Пожар на плантации». — «Мачете берите с собой». Наспех, как попало, одеваются. Тропелахе подъехал на грузовике. Человек десять прыгают в кузов. Надо спешить. Пако, немного поколебавшись, вскочил на подножку, ухватился за ручку дверцы: «Может, я и немного могу сделать, но все-таки поеду». Белянка бежит за машиной, лает. Папаша застегивает штаны и тут же начинает говорить: «Вы поосторожнее. Огонь — штука предательская. Я один раз видел пожар…» Ветер уносит его слова. Никто не обращает на старика внимания. Подъехали. Слева от машины ползут по полю языки пламени. Тропелахе тормозит. Люди выскакивают из кузова. Жара адская.

В самом деле, настоящий ад. Поле охвачено слепящим пламенем, пышет жаром, трещит… Красиво. Огонь поедает все. Полевые мыши, змеи, муравьи, ящерицы бегут от кары небесной, ищут спасенья. Валится тростник, чернеют, облетают листья. Склоняются гордые верхушки, горят стебли, горит трава, земля горит… Серый и черный густой дым плывет над плантацией. Горячий ветер несет искры. Огонь подползает, невидимый под слоем листьев, и вдруг столбом взвивается кверху. Температура доходит до семидесяти по Фаренгейту. Дикое, невиданное, жуткое зрелище. Удушающий жар. Горит, пылает сахарный лес.

В первую минуту все застыли как вкопанные, не зная, что предпринять. Папаша достал свой красный платок, завязал рот и нос. Флоренсио пошел вдоль дороги поглядеть, велик ли пожар. Счастье еще, что ветер слабый.

— Томегин, Дарио! — кричит Флоренсио. — Тащите пальмовые листья. Бегом! Папаша, бери с собой троих, идите ко мне. Надо обкоп сделать.

— Ты, ты и ты — заходите с той стороны и тоже начинайте копать. Скорее!

Все подбегают к Флоренсио. Он объясняет: сначала надо очистить землю от травы и листьев, от всего, что может гореть, а потом выкопать ров, вот так, по краю поля. Тогда пожар не разрастется, огонь дойдет до сухой земли и начнет гаснуть. Языки пламени пляшут как безумные, ищут пищи, но вот наконец они начинают сдаваться, постепенно отступают… снова кидаются в бой. Огонь то взлетает высоко вверх, то опускается, разбегается по полю мелкими вспышками. И вдруг, словно найдя брешь в укреплении, бросается на штурм — перекидывается через ров, угрожая соседнему участку. Вспышки слились в один столб, он растет, движется вперед рывками.

Принесли пальмовые листья. Папаша, Томегин, Пако и Дарио бегут по полю. Жарко, свет пламени слепит, душит кашель… Останавливаются, снова бегут. Дым ест глаза. Невозможно дышать. Они бьют пламя листьями, прижимают его к земле. Огонь вырывается. Бой. Нечем дышать. Пальмовые листья загорелись. Надо гасить. Руки обожжены. Вперед! Сил нет больше, ничего не выйдет. Нет, все-таки огонь немного спал. «Бери мачете, окапывать будем». Адские силы наступают со всех сторон. Рукава рубашки тлеют. Еще столб огня. Вперед! Родина или смерть! Папаша бросается прямо в огонь. Черное блестящее тело в пламени — словно головешка. Порыв ветра. Томегин обеими руками закрывает лицо. Ветер гонит дым навстречу. Вот так же мы боролись с саботажем в Эль-Энканто. Дым, жара, будто извержение вулкана. Помню, одна женщина облила себя бензином и подожгла, такой же был столб огня и двигался. Давай, давай! Топчи его сапогами. Рубашка горит. Пако совсем растерялся. Серая цапля не спаслась от гибели. Дым забивает ноздри, все сильнее и сильнее. Не могу больше, задохнемся. Огонь перекинулся через ров. Надо гасить. Дышать нечем.

— Эй ты, Дарио! — кричит Флоренсио. — Идите с Папашей туда, назад, и подожгите, чтобы был встречный столб.

Дарио бросает пальмовый лист и, тяжело дыша, бежит следом за Папашей. Они пересекают участок по меже. Скорее, огонь движется быстро. Надо преградить ему путь, забежать вперед и пустить другой огненный столб ему навстречу. Пусть пламя пожрет пламя. Только сегодня утром Дарио уронил где-то здесь свой брусок. Теперь уж пропал, не найдешь. Дарио задыхается. Старый негр бежит впереди, и хоть бы что. Огонь меняет все вокруг и поминутно меняется сам. Какое большое поле! Дарио останавливается на миг, чтобы отдышаться. Ну вот, добежали. Папаша нагнулся, собирает листву. Надо сделать факелы и расставить по борозде. Теперь подожжем. Огонь постепенно передвигается. А теперь отсюда. Слышится потрескивание. Папаша и Дарио стоят в ожидании. Тишина. С той стороны подступает второй столб огня. Листья сейчас сухие, и ветер оттуда. Искры летят. Пламя разгорается.

Из глаз старого негра катятся слезы. Дарио и Папаша медленно отступают. Сначала дым вьется тоненькой спиралью — белый-белый. Потом постепенно синеет, становится серым и наконец — черным. Пламя растет. Это хорошо. Давай, бей врага! Огонь набирает силу, пожирает все, тянется вверх, движется вперед. Навстречу шагает другой огненный великан. Вот они уже близко. Столкнулись, сшиблись. Бой за каждую пядь земли. Гиганты то сцепляются, то расходятся. Каждый пытается захватить побольше места, вот снова сцепились, слились, закружились… рассыпались. Люди наступают, мачете рассекают воздух. Минута замешательства. Враг пытается вернуться на прежние рубежи. Тихонько подползает. Бросается на людей, на них двоих — на Папашу и на Дарио… Но Дарио с Папашей уже на дороге.

Начинают копать новый ров. Подходит Флоренсио, что-то говорит. Ничего не слышно. Жарко. Пепел летит со всех сторон.

— Ну, вроде справились, — говорит Папаша. — Теперь огонь топчется там посередке. Съест все до последнего, а тогда уж приползет сюда. Ну, тут ему и крышка.

— И хорошо. А то я совсем задохся. Кажется, мы вовремя его перехватили.

— А как же, парень. Хорошо, что мы пустили встречный. Я думаю, он…

Дарио не слушает. Он смотрит на огненный вихрь посреди поля. Как он красив, буйный, красный, умирающий…

То было время бурного роста, день ото дня. Долой все старое, привычное! Дарио навек порывает с миром лжи, в котором вырос, и весь, безраздельно, отдается великому делу освобождения масс. Только в борьбе смысл существования. Он знал, что бессмертные идеалы, мечты