даже сам не поверил, когда нашел работу на полную ставку с достойной зарплатой в приличной школе столичного района Нуньоа. Впрочем, ему не понравилось назначение руководителем, поскольку сам он предпочел бы ходить по школе в спортивной форме и со свистком на шее, требуя от учащихся четкого выполнения различных упражнений. У преподавателя Элисальде быстро появилась вполне обоснованная боязнь родительских собраний, однако сильнее всего в своей новой работе он ненавидел торчать в конце полугодия в учительской, подсчитывая средние показатели и заполняя дурацкие персональные отчеты, которые нисколько его не интересовали, за исключением тех случаев, когда они действовали как жестокие орудия мести.

Несомненно, Висенте вел себя ужасно, но оценка Элисальде все же была несправедливой. Вот один из примеров: в течение этих месяцев мальчика часто отстраняли от занятий, по меньшей мере, на два дня в неделю, не позволяя ему ходить в школу. И вместо того чтобы утверждать, что он «никогда» не посещал занятия регулярно, учитель должен был заметить, что Висенте «всегда» пропускал уроки, когда его на них не допускали. Вполне понятно заявление наставника, что Висенте «никогда» не проявлял почтительности, ибо почти все учителя страдали от его дерзости. Но тогда удивительно, что он счел, что Висенте «иногда» говорил правду и при этом «никогда» не был честен. А это во всех смыслах звучит противоречиво: да, можно утверждать, что говорить правду и быть честным – одно и то же, но тогда возникла бы дискуссия философского характера, к которой преподаватель не был подготовлен в силу своего образования.

Кстати, что это за чушь про «уважение к национальной культуре и ее ценностям»? Если предположить, что имеется в виду народный танец куэка или пение гимна утром по понедельникам, или обязательное исполнение на блок-флейте песни группы «Лос-Хайвас» под названием «Все вместе», то насколько важен отказ Висенте по-идиотски притопывать в грубом и нарочито чувственном танце? А разве полное переиначивание им текста гимна объективно не было проявлением «инициативы и креативности»? И разве не стало более интересным и новаторским то, что вместо песни «Все вместе» Висенте попытался сыграть на блок-флейте «Литиум» группы «Нирвана»? К тому же преподаватель грубо солгал, заявив, что Висенте «никогда» не участвовал в жизни класса, ведь на самом деле он «всегда» и даже слишком делал это; именно в его чрезмерном участии и была проблема, поскольку он нередко мешал работать учителям.

– Мама, ты же знаешь, что я не такой, – вымолвил Висенте, когда Карла показала ему отчет. – Ты сама меня вынудила. Если бы вы оплатили операцию Оскуридад, мои школьные проблемы закончились бы мгновенно.

Они вели серьезную семейную беседу в гостиной, когда грянуло нечто совершенно неожиданное.

– Мы собираемся сделать ей операцию в эту субботу, – объявил Гонсало.

– Как это? Каким образом? – заволновался озадаченный Висенте.

Карла тоже ничего не поняла, но не подала вида.

– У тебя остались собранные деньги? – поинтересовался Гонсало.

Мальчик кивнул.

– Ну а мы добавим остальное, – пообещал Гонсало, закрыв тему.

В назначенный день они втроем отправились на машине не в Колину, а в ближайшую клинику для животных. Висенте запротестовал, но ему объяснили, что там работает новый ветеринар, специализирующийся на кошачьей стоматологии, опытный молодой человек, который только что открыл практику в Нуньоа и готов оперировать их кошку за 120 000 песо.

Обмана Висенте не заподозрил. Кратковременное пребывание в аду не до конца лишило его наивности. Ну и потом часть истории была правдивой: врач – молод и работает в только что открытой ветеринарной клинике. Он не был дантистом, но согласился поучаствовать в инсценировке за сто двадцать тысяч песо, которые весьма бы ему пригодились.

Ветеринар осмотрел Оскуридад и попросил их подождать в коридоре, пока будет длиться хирургическое вмешательство.

– Эта кошечка теперь снова как молодка, – объявил он им через час, показав несколько рентгеновских снимков какого-то кота. – Вышло так, что удалять ей все зубы не потребовалось. Я извлек только нижние, как можно видеть на снимке.

На изображении ничего нельзя было разглядеть, даже рта Оскуридад, которая гневно отреагировала на попытку мальчика туда заглянуть.

– Полное восстановление займет две недели, а пока вашу кошку придется кормить детским питанием, – изрек специалист.

– Ну вот, раньше ты ел кошачью пищу, а теперь она будет уплетать человеческую, – пошутила Карла. Висенте одарил ее широкой лучезарной улыбкой.

Кормить Оскуридад кашей поручили мальчику, и кошка стала выглядеть счастливой, поскольку ей очень понравилась смесь из курицы, измельченной фасоли и лапши.

Гонсало помог Висенте подготовиться к школьным экзаменам, ведь в завершавшемся учебном году у пасынка было не только плохое поведение, он рисковал остаться на второй год, так как в период притворного безумия занимался во время контрольных работ рисованием женских и мужских половых органов. Гонсало и Висенте допоздна, часа по два-три штудировали английский язык (экзамен состоял в пении Sweet Child O’Mine – «Милое дитя мое» – без музыкального сопровождения), который в итоге мальчик сдал великолепно. Но было уже слишком поздно: сам Энрике Элисальде взял на себя весьма приятную миссию сообщить, что, исходя из неудовлетворительных отметок по математике и естественным предметам, Висенте остается на второй год в пятом классе.

– Повторять пройденное не так уж плохо, – утешал мальчика Гонсало. – Это закаляет, мне тоже хотелось бы остаться разок на второй год.

Они вдвоем брели в школу, притом что раньше никогда не ходили туда пешком. Их путешествие длилось сорок с лишним минут: Висенте дебютировал как второгодник, и его удручало новое клеймо. Гонсало пришло в голову, что сейчас можно было бы переключить внимание на окружающий пейзаж, который обычно был виден им из окон машины.

– Не ври мне, Гонса. Вижу, ты пытаешься меня утешить, но ничего не получится.

Висенте, как всегда, шагал немного медленнее Гонсало, но вдруг запрыгал, словно преодолевая воображаемые лужи, чтобы догнать отчима.

– Да не вру я тебе. Дело в том, что потом на жизненном пути не бывает разворота назад и даже нет возможности остановиться. Я вырос в мире, в котором не дано что-нибудь повторить. А вот ты сможешь, и это почти как награда. Стоило бы отпраздновать такую возможность.

Висенте слишком нервничал, чтобы ответить ему улыбкой. У входа в школу он грустно поприветствовал своих прошлогодних одноклассников. А Гонсало направился к метро, размышляя о том, что ему действительно хотелось бы когда-нибудь повторить прошлое.

«Чтобы не ощущать ужасный груз Времени, который давит нам на плечи и пригибает нас к земле, нужно опьяняться беспрестанно», – эта фраза Бодлера не покидала голову Гонсало, пока он пил кофе и ел пирожное в факультетской столовой. У него оставалось меньше часа на подготовку к лекции, однако он решил не делать этого – в конце