Шрифт:
Закладка:
* * *
Пролежав две недели больным в Корбее, Генрих V был погружен на баржу и медленно поплыл вниз по Сене в сторону Парижа. Достигнув моста в Шарантоне, 13 августа, он высадился на берег и попытался сесть на коня, но успел проехать всего несколько шагов, после чего был вынужден сойти с него и позволить отвезти себя на носилках в Венсен. Через несколько дней после этого герцога Бедфорда, проходившего через Труа с английской армией, встретил гонец с известием, что король умирает. 26 августа Генрих V оформил последний кодицил (добавление) к своему завещанию. Его политическое завещание было передано устно горстке приближенных, собравшихся вокруг его постели вечером 30 августа: герцогам Бедфорду и Эксетеру, графу Уорику, Луи Робесару и нескольким придворным слугам — людям, которым он больше всего доверял при жизни. Хамфри, герцог Глостер, должен был стать протектором Англии и опекуном молодого короля во время его несовершеннолетия. Продолжать дело короля во Франции был назначен герцог Бедфорд, самый способный из его братьев. Пока малолетний сын Генриха V не будет в состоянии управлять страной, Бедфорд должен был быть хранителем Нормандии, а также, если на эту должность не будет претендовать герцог Бургундский, регентом Франции. Что касается предстоящей задачи, Генрих V заявил, что он взялся за завоевание Франции не из личных амбиций или тщеславия, а ради справедливости. Он поручил Бедфорду вести войну до тех пор, пока не будет заключен мир или пока вся Франция не примет договор в Труа. Любой ценой он должен был сохранить союз с герцогом Бургундским, от которого зависело все положение Англии во Франции. Герцог Орлеанский и другие знатные пленники Азенкура и Мо не должны были быть освобождены, пока молодой Генрих был несовершеннолетним. Это было бескомпромиссное распоряжение. Однако даже в свои последние часы Генрих V был достаточно реалистичен, чтобы понять, что в случае неожиданного краха Буржского королевства единственным выходом для Англии будет урегулирование путем переговоров. Бедфорд, по его словам, не должен был заключать с Дофином никаких договоров, которые не сохраняли бы герцогство Нормандия за Англией. Это, пожалуй, лучший ключ к пониманию того, какого рода соглашение о переговорах он имел в виду в своем обмене мнениями с Николо Альбергати. В два часа ночи 31 августа 1422 года Генрих V умер. Ему было всего тридцать шесть лет[945].
Для своих английских подданных Генрих V был "благородным государем и победоносным королем, прославленным в свое время христианским рыцарством". Он был выдающимся английским полководцем позднего средневековья: смелым, уверенным в себе, хладнокровным, вдохновляющим лидером. Прежде всего, он четко представлял, чего хочет, и понимал, как использовать силу для достижения максимального эффекта. Его тактические и стратегические суждения, а также мастерство, с которым он использовал свои победы в политических целях, ставили его в один ряд с великими полководцами прошлого. Французы восхищались им не только как воином, но и как "человеком справедливости" — фраза, которую использовали несколько писателей Франции XV века, включая многих, чьи политические симпатии были на стороне Дофина. Под этим они подразумевали, что он был честным человеком и строгим поборником дисциплины, который заставлял себя бояться, как средневековые понятия и ожидали от короля. "Ни один правитель своего времени, — писал официальный хронист будущего Карла VII, — не был более подходящим по своим талантам и мудрости, чтобы завоевать и оккупировать другую страну". "И удержать ее после завоевания", — добавляет канцлер Карла VII Жан Жувенель де Юрсен Младший. Его достижение в объединении своих соотечественников, а затем завоевании и оккупации Нормандии и захвате контроля над центральными органами французского государства было экстраординарным. Однако по своей природе оно было непостоянным. Его амбиции слишком сильно зависели от скудных ресурсов его английского королевства. Его завоевания были слишком сильно обусловлены чрезвычайными обстоятельствами, сложившимися во Франции во время его правления: пятнадцать лет гражданской войны, реакция, вызванная убийством Иоанна Бесстрашного, политические и военные просчеты советников Дофина. И они слишком многим были обязаны личным качествам Генриха V: его репутации, его военным навыкам, его железной воле и энергии.
Канцлер Лэнгли был прав, когда в 1423 году заявил Парламенту, что Генрих V лично олицетворял двуединую монархию. Однако король так и не смог проявить себя в качестве истинно французского правителя, каким его представляли те французы, которые приняли договор в Труа. Мало что было более показательным, чем обстоятельства его смерти. Все люди, собравшиеся у его смертного одра во французском королевском замке в ночь на 30 августа, были коренными англичанами, за исключением уроженца Эно Луи Робесара, который натурализовался в Англии. За пределами Нормандии английский король был обязан своим статусом во Франции союзу с Бургундией. Но герцог Бургундский был союзником по необходимости, испытывая к умирающему Генриху V не больше привязанности, чем к живому. Гуго де Ланнуа прибыл в Венсен в качестве представителя герцога в последние дни жизни короля и имел краткую беседу с Генрихом V, после чего вернулся, чтобы доложить о результатах своему господину. Сам Филипп оставался за пределами Парижа в старом замке Людовика Орлеанского в Бри-Конт-Робер до тех пор, пока смерть Генриха V не была официально подтверждена и демонстративно отсутствовал на траурных мероприятиях[946].
Сразу же после смерти короля выпотрошили и забальзамировали в соответствии с ритуалами английского королевского дома. Раздавались голоса, предлагавшие похоронить его во Франции, королевстве, правителем которого он был по праву приемного отца. Но король в своем завещании распорядился, чтобы его упокоили в Англии. В итоге во Франции осталось только его сердце, извлеченное из тела, для средневековых умов — жизненно важный источник мудрости, мужества и греха. Оно было погребено в бенедиктинском аббатстве Сен-Мор-ле-Фоссе в юго-восточном пригороде Парижа. 14 сентября 1422 года тело, заключенное в свинцовый гроб, было перевезено из Венсена в Сен-Дени, где оно пролежало всю ночь перед главным алтарем в окружении монахов, молившихся за душу умершего. На следующий день король начал свой посмертный путь домой. Гроб был помещен в большой катафалк на колесах. По традиции, восходящей к английским королевским похоронам прошлого века, над ним под шелковым балдахином возвышалось изваяние в натуральную величину, облаченное в королевские одежды, с короной на голове, скипетром в правой руке и золотой державой в левой. Четыре лошади медленно везли огромный катафалк по долине Сены в Руан, где в соборе Сен-Дени повторились траурные церемонии. Из Руана гроб с
