Рапорт Флоры Потемкину понравился.

В разговоре с Михаилом генерал-фельдмаршал отметил, что все вопросы, которые он обсуждал сегодня утром с Анастасией Петровной, отражены в нем основательно. Особое внимание Аржанова уделила крымско-татарскому двухтысячному конному полку. Она приложила к рапорту список беев и мурз, кои заслуживают высочайшего доверия, указала их место жительство, родовую принадлежность, число их воинов и суммы, достаточные, по ее мнению, для вознаграждения мусульман.

Очень интересной екатеринославский и таврический губернатор нашел следующую идею курской дворянки: самую ближайшую охрану царицы и ее августейшего спутника Иосифа II сформировать из русских кавалеристов, но придать им вид местных жителей. Для сего потребуется откомандировать солдат на полуостров заблаговременно, дабы они привыкли к здешним условиям, а также купить для них татарские кафтаны, шапки, штаны, пояса, седла и прочие вещи на казенные деньги.

Светлейший князь попросил представить ему отдельный рапорт и смету по отряду якобы татарских телохранителей из расчета, что будет в нем числиться 60 человек, назвать кандидатуру его командира и двух его помощников. Это означало, что идея воплотится в жизнь. Аржанова быстро подготовила документы. Потемкин их утвердил.

Только сержант Чернозуб, обозначенный как командир отряда, унтер-офицер Ермилов и капрал Прокофьев, как его помощники, вызвали у президента Военной коллегии некоторые сомнения. При таковом назначении их следовало произвести в новые чины. Флора горячо отстаивала своих людей. Так украинский казак из Полтавской губернии Чернозуб, после пятнадцатилетней беспорочной службы в Новотроицком кирасирском полку, получил первый офицерский чин корнета, Семен Ермилов, взятый в рекруты из государственных крестьян, – чин сержанта, Борис Прокофьев, из однодворцев города Вольска Саратовской губернии, – чин унтер-офицера…

Сияние девственно чистых январских снегов в первые дни поездки ослепляло графа Луи-Филиппа де Сегюра.

Царский поезд быстро двигался от северной столицы к Москве по ровной, накатанной дороге. За окнами карет расстилались бескрайние белые равнины, где снег блистал под лучами солнца, как россыпи алмазов. Их сменяли густые сосновые и еловые леса, темнеющие подобно грозовым тучам. При наступлении сумерек вдоль дороги зажигали костры. Жаркие их отблески ложились на стволы деревьев, на сугробы, наметенные последней метелью. В городах и деревнях, несмотря на стужу и снегопад, к дороге выходили поселяне. Они радостными криками приветствовали государыню.

Никого из сотрудников посольства Франции в Санкт-Петербурге графу де Сегюру взять с собой не разрешили, сославшись на ограниченное количество мест в экипажах. Молодого дипломата сопровождал лишь принц де Линь, его соотечественник, давно принятый при дворе Ее Величества и пользующийся расположением Екатерины Алексеевны за веселый нрав и хорошие шутки. Царица обещала подарить принцу земли в бывшем Крымском ханстве, если он поедет с ней в те дальние края. Но граф де Сегюр подозревал, что правительница великой империи платит принцу за что-то другое.

Как сообщал французский посол своему королю, императрица вела в дороге обычный образ жизни. Она вставала в шесть часов утра, слушала доклады министров, потом завтракала. В девять часов утра царский поезд отправлялся в путь и двигался до двух часов дня, затем останавливался для обеда. Следующую остановку делали уже в семь часов вечера, когда бывал и ужин. Везде путешественники находили заранее приготовленные для них удобные квартиры в домах зажиточных людей, а государыня – дворец или красивый дом с прислугой и охраной.

Обедала самодержица всероссийская в одной и той же кампании. Первым являлся канцлер (министр иностранных дел. – А. Б.) граф Безбородко, человек довольно мрачный. Затем – фаворит императрицы, тридцатилетний надменный красавчик граф Дмитриев-Мамонов, корнет Кавалергардского корпуса и генерал-адъютант, всегда одетый с иголочки. Затем – посол Великобритании сэр Фитц-Герберт, типичный англичанин, высокий, худой, флегматичный. Затем – посол Австрии граф Кобенцель, прямая противоположность сэру Фитц-Герберту: маленький, толстенький, неутомимый рассказчик, сочинитель смешных скетчей, иногда разыгрываемых с разрешения великой царицы в ее гостиной после обеда. Затем – два француза: граф де Сегюр и принц де Линь, которые болтали и острили за столом напропалую. Затем – статс-дама двора Ее Величества графиня Браницкая, любимая собеседница государыни, урожденная Александра Энгельгардт, смоленская красавица, старшая племянница Потемкина, дочь его сестры Марфы, скончавшейся безвременно.

Но самого светлейшего князя здесь не было.

Григорий Александрович все еще ездил по городам и весям двух губерний, его попечению вверенных – Екатеринославской и Таврической. Он наводил там должный порядок, следил за последними приготовлениями к августейшему визиту и не давал покоя людям, облеченным его доверием. Все, что задумал Потемкин, – а многое из этого напоминало роскошные театрализованные действа, – следовало осуществить с размахом и блеском, «на богатую руку», как говаривал генерал-фельдмаршал…

В начале февраля 1787 года царский поезд прибыл в Киев. Императрицу встречал граф Румянцев-Задунайский, генерал-губернатор Малороссии. Знаменитый полководец и победитель османов в Первой Русско-турецкой войне не относился к пылким почитателям Екатерины Алексеевны, форм и методов ее правления. Граф надеялся, что государыня недолго пробудет в Киеве и двинется дальше на юг, теперь плывя на галерах по реке Днепр.

Но, как назло, весна в тот год на Украине выдалась холодной, поздней, крайне неприятной. Лед на Днепре стоял до середины апреля. Потому путешественникам пришлось пробыть в Киеве почти три месяца. Пользуясь этим, царица посетила все святые места, прикладывалась к мощам в пещерах Киево-Печерской лавры, выстаивала долгие службы в монастырях. Она также объездила пригороды, посещая усадьбы знатных и богатых землевладельцев. В самом губернаторском дворце шли бесчисленные обеды, балы и приемы, где Ее Величество раздавала награды: ордена, ленты к ним, бриллиантовые перстни.

Румянцев-Задунайский никакого награждения не получил.

Малороссия самодержице всероссийской не понравилась, вернее – управление этим краем, которое находилось в руках полководца. Она была поражена невзрачным видом зданий, плохо мощенными мостовыми, мусором и грязью на улицах, толпами нищих у церквей. Между тем украинские черноземы, увиденные царицей, бесспорно, давали щедрый урожай, климат, теплый и мягкий, благоприятствовал сельскохозяйственному производству. Однако за Малороссией числилось недоимок по налогам почти на миллион рублей.

Чтобы не обидеть пожилого именитого героя, Екатерина II передала ему свои впечатления не в прямом разговоре, а через Дмитриева-Мамонова. Генерал-фельдмаршал гордо ответил, что его дело – брать штурмом города, но отнюдь не строить их и тем более – украшать. Государыня, подумав, согласилась: «Ладно, пусть он берет города. Строить их буду я». На самом деле выходка вельможи не осталась без последствий. Вскоре после отъезда царицы граф подал прошение об отставке с должности генерал-губернатора, и оно было удовлетворено в короткий срок.

Светлейший князь Потемкин появился в Киеве гораздо позднее и, не желая смешиваться с толпой царедворцев, поселился у монахов. Ему длительная остановка государыни оказалась на руку. Еще больше дорог благоустроили, еще больше домов побелили, еще больше триумфальных арок возвели его подчиненные на пути монархини, отплывшей из Киева на юг на галере «Днепр» 22 апреля 1787 года.

Теперь счет пошел на дни…

В Симферополе, в доме князя и княгини Мещерских слуги редко видели хозяев. Но жизнь в нем текла по прежнему распорядку, на страже которого стояла горничная Глафира. Впрочем, ныне ее обязанности данным словом не исчерпывались. Она совмещала роли домоправительницы и воспитательницы одновременно, нисколько ими не тяготясь. Наоборот, чувство собственной значимости переполняло верную служанку. От ее ретивости страдали в основном нанятые, приходящие работники: дворник, садовник, конюх, повар, прачка и две поденщицы, занимавшиеся уборкой комнат. Возникновение ссор и скандалов предотвращало лишь одно обстоятельство: господа хорошо платили прислуге.

Управитель канцелярии таврического губернатора коллежский советник князь Мещерский чуть ли не раз в два дня ездил в Бахчи-сарай. Там под его присмотром заканчивали косметический ремонт нескольких помещений старого дворца крымских ханов. Прежде всего, для императрицы переделывали ханскую спальню. В ней обновили деревянный потолок, прорезали нижние окна, обили стены белым атласом, повесили две люстры с хрустальными украшениями, изготовленные русскими мастерами.

Знаменитый «Фонтан слез», находившийся в дюрбе (гробнице. – А. Б.) Диляры Бикеч, перенесли во дворец и установили возле деревянной лестницы, ведущей на второй этаж. Еще обновляли декор фонтана и бассейна в Летней беседке, убирали сад, обрезая деревья и разбивая цветники, завозили в кладовые съестные припасы, меняли котлы и утварь на кухне. Царская резиденция должна была соответствовать требованиям современного комфорта, но вместе с тем сохранять экзотические черты жилища восточных владык.

Одну