Это было Истребление, в самом прямом смысле этого слова. Метко и честно эта война так и войдет в историю, я уже это знал.

Это было не как в историях, которые я любил. Никакой чести или эпоса, добра против зла. Квинси посягнули на Баланс, Готею сказали «фас» и кровь потекла рекой.

Таких масштабов резню Готей 13 устраивал очень редко.

Без преувеличения, весь Мир Живых охвачен войной. Я не понимал, насколько расплодились Квинси, пока не увидел донесения из каждой части света, где есть Духовные Области. Долбанные лучники были буквально везде!

И везде их резали. Везде убивали. И падали сами.

Квинси не стеснялись использовать Приманки Пустых. Это превратилось в трехстороннюю войну, в которой одна сторона была безмозглой, но не отказывалась покушать шинигами или квинси. Все еще скрытно от смертных, но целый мир горел войной.

Шинигами, Квинси, Пустые. Мы сражались в лесах, песках, снегах и полях, ночью и днем. Война просто не кончалась, миссии не прекращались, кровь не переставала литься.

И я попал в самое горнило этого дерьма, по самую голову.

Думал, что морально готов столкнуться со всем этим лицом к лицу. Я ошибался. Никто не может быть готов к такому, если он не повредился разумом.

Я заметил, что новичков, не прослуживших хотя бы десять лет, в Мир Живых не отпускали. Они служили в Обществе Душ. Я, как Офицер, стал исключением.

Для Общества Душ я был набирающим славу молодым шинигами, новым талантом Седьмого Отряда. Там, где мы бились вместе с другими Отрядами, обо мне начали говорить, меня начали замечать, иногда восхвалять, даже бояться. Я сенсор, от меня мало что скроешь.

Сильный шинигами из нового поколения, аристократ из влиятельной Семьи, я соответствовал тому, как на меня смотрели люди. Но на самом деле…

Я устал. Я так устал, выгорел, пропитался кровью, что меня уже тошнит от этой войны!

Но я не могу показать этого. Всегда должен быть стойким. Быть примером. Быть столпом, на который опираются душевно товарищи. Тот, на кого смотрят, укрепляя свою веру и решимость, не может рухнуть. Не может сломаться.

Только в одиночестве свой палатки, под тонкими слоями ткани, скрытый от других глаз, я был самим собой. Измотанным парнем с окровавленными руками.

- Я выдержу, - прошептал, едва выдохнув.

Черта с два я позволю себе сломаться или словить депрессию, как Рукии, ходившей сломанной слабачкой и пародией на Офицера до встречи с Ичиго. Это будет конец всем моим амбициям. Никогда.

Тем более, что я знаю, кому сейчас хуже. Айзену.

Мы смогли встретиться всего раз, спустя месяц с начала войны и говорили меньше часа. Но мне хватило и рассказов, вместе с трупным запахом, которым парень в очках провонял до самых ногтей.

Куроцучи Маюри – самый больной ублюдок в мире, вот что я понял. Чокнутый садист, безумный ученый.

Если судить по рассказам Соскэ, то он творит безумные вещи с пленными, проверяя такие гипотезы, что их вены могут протянуться дальше, чем у обычных людей, что глаза могут видеть, если их хирургически переставить в глазницу в обратную сторону. Потому что мышцы глаз, видите ли, гибче.

И еще много такого дерьма он вытворяет. Если бы я проснулся на его исследовательском столе, то даже не знаю, что хуже. Проснуться на столе Фабиуса Байла, безумного генетора из мира гримдарка? То, что я не знаю точно, показывает, насколько Маюри плох.

Айзен все это дерьмо вынужден наблюдать, скрупулезно записывать, слушая восторженную речь психа. А потом избавляться от погибших образцов. Бедняга… Надеюсь, это не то время, когда он чутка свихнулся и решил стать злым ученым сам.

Всегда может быть хуже. Мне не стоит забывать об этом, надо довольствоваться имеющимся.

Я засыпаю в эти дни только в одной позе, на боку, крепко прижимая к себе зампакто. Сила Цукигами, его молчаливая поддержка, сила, охраняющая меня, это единственная причина, по которой я сплю без кошмаров.

Ничто не длится вечно, даже эта война кончится. И тогда, все будет хорошо. Если я не буду верить в это, то могу сломаться.

Закрыв глаза, стараюсь быстро уснуть.

***

Пару дней спустя.

Мы прошли по звериной тропе, старой и широкой, но не желающей толком зарастать. Когда-то по ней славно протоптались кабаны и лоси, теперь давая нам легкий путь по лесу.

Мы уже в более-менее обжитых землях, попадаются следы людей, тропки, вырубленные просеки, остатки ловушек охотников. Видели мы и пару деревень, одна из них заброшена, но вторая жива и процветает.

Люди в ней жили мирно и тихо тремя десятками домов, счастливо проводя дни и даже не зная… Что рядом в лесах проходит своя война.

Мы нашли лагерь врага, оценили силы и тут же напали, сокрушая все подавляющей силой и скоростью. Внезапность нападения подписала квинси приговор.

- Н-нет, не надо! – поднимает ладонь лежащий квинси. – Я не хочу… Кгх!

Мой клинок пронзил его горло, быстро вышел и пронзил грудь, прямо в сердце. Провернув меч в ране, чтобы наверняка, я вытащил меч. Яркие зеленые глаза, сочащиеся слезами, гаснут и останавливаются, смотря словно сквозь меня.

Чувствую, как его душа ушла. Приятного аппетита, долбанный Яхве, спи ты вечно. Остался лишь бесполезный труп.

- Шаккахо.

Который сгорел в пепел за минуту. Алый огонь легко заботится о мусоре. Незачем окружающим смертным натыкаться на это.

Я выпрямил спину, размял шею, услышав легкий хруст позвонков. Огляделся.

Ребята в черном шикахушо добивают последних квинси, раненных. Без жалости, без разговоров, падают мечи на плоть, брызгая на землю кровью. После уничтожают тела, как и я, с помощью Кидо.

Подчиненные позаботились о своих побежденных врагах, стали собираться рядом. Вытирают мечи, заботятся о легких ранах, небрежно оглядывают уже пустой лагерь врага.

Иногда хочется воздеть глаза в небо, глядя на то, как Квинси делают дела. Вроде скрытый лагерь должен быть, но нет… Белые палатки с синими крестами. Две Семьи, Шенау и Гилен, пали здесь окончательно.

Детей не было, думаю, они где-то их скрыли, спрятали. Но мне, честно говоря, все равно. Рядом их точно нет, наверное, оставили в каком-то городе, замаскировав под обычных сирот. Не они первые, не они последние. Лично мой отряд закрывал на это глаза, не совсем же звери.

- Ничего полезного