на своей тропе человеческую жизнь. Некоторые глупцы ранее погибали из-за меня, кончали с собой, сводили друг с другом счеты, но все это не то, я хотела лично забрать жизнь человека на пике его боли и наслаждения. Это был бы сакральный акт перерождения чувств, достижения апогея в совместном наслаждении, смерть от ощущений, я так этого ждала! Но ты, сукин сын, ты забрал у меня это, ты со своей мужланской пушкой, с этим мерзким фаллическим символом, грубо перестрелял ублюдочных скотов, тех нелюдей, даже не поняв всю возвышенность момента. Я ненавижу тебя за это, подонок!

Закончив пламенную речь, чуть ли не брызжа слюной, Мари вдруг встрепенулась и за секунду пришла в норму.

— Но оставим личные обиды. Моя цель — не месть тебе за утраченное удовольствие, а высший акт справедливости. Ты будешь наказан, жаворонок, за свою беззаботность. Ты станешь палачом, кто разделит горький плод выбора. Да, Синдзик, сейчас ты выберешь, кто из двух твоих подружек умрет, а кто продолжит жизнь в инвалидном кресле.

Широкая лукавая улыбка озарила лицо девушки, и Аска рядом, зажмурившись, тихо застонала в отчаянном перепуганном плаче, а Рей бросила на Синдзи слабый сокрушенный взгляд, и из глаз ее по щекам вновь заструились слезы. Однако он не поднимал головы, не шевелясь, замерев на месте, будто ничего не слыша.

— Все так и есть, птенчик, это та реальность, к которой ты стремился! И не надо отрицать, ты понял, к чему идет дело, еще давно, ты знал это, и потому прогнал их, я права?! — Мари буквально перешла на крик от переполняющего ее восторга. — Ты знал, что я оставлю этих потаскушек на сладкое, и поэтому выгнал их из дома! Нам пришлось приложить немало усилий, чтобы их разыскать. Я хотела начать еще вчера вечером, но ты как всегда все испортил. Черт, я прокляла все на свете и особенно тебя, рыская по городу и отсасывая у начальников службы безопасности, только бы найти наших пташек. Представь, голубовласка обнаружилась в каких-то трущобах, обрабатываемая местными пьянчугами — ее трахали человек пять, по очереди и потом одновременно, обливая и закачивая спермой. Впрочем, изнасилованием это было сложно назвать — девочка находилась явно не в себе и без сопротивления удовлетворяла мужчин, витая где-то в своих облаках и мало чем отличаясь от куклы. Рыжую дрянь мы нашли у берега озера, на каких-то старых развалинах — эта тютя разделась до гола, сложив свои вещички, и топала куда-то в воде, кажется, вознамерившись благополучно утопиться. И все из-за тебя, дорогой! Ты выгнал их, пытаясь спасти! Ты хотел их защитить!!!

В своей яростной речи, метая словно сыплющий зелеными искрами взгляд и жестикулируя, как заправской оратор, Мари стала похожа на настоящего безумца, вошедшего в раж и ничего не воспринимающего вокруг, и поэтому она не сразу различила, как задергались плечи Синдзи. А, угомонившись, оторопела и изумленно вытянула лицо, увидев, как тот разошелся задорным безудержным смехом.

«Это конец».

— Ха-ха-ха! Какое шоу, Мари, ты прямо превзошла все мои ожидания, — он даже не сдерживал слез от хохота. — Сколько высокопарных слов, «спасти», «уберечь»!.. Мировой театр явно лишается выдающегося актера. Послушай меня, баканеко. Этих двух сучек я выкинул, потому что они мне надоели, а твое предложение лишено смысла в своем посыле. Я давно уже сделал выбор, и не стоило устраивать это представление ради него одного.

Девушка, недоуменно поведя бровью, разогнулась и немного недоверчиво произнесла:

— Уже сделал выбор? Серьезно, что ли?

— Да, — он перестал улыбаться и устремил на нее свой жесткий волчий взгляд. — Я выбираю тебя. Только тебя. Твое тело, твою душу, всю тебя. Я хочу, чтобы ты принадлежала мне без остатка, была рабыней моего члена, моей игрушкой, моей вещью.

Сбоку послышалось, как Аска, всплакнув, негромко протянула полным боли и горечи голоском, а Мари растерянно опустила руки, изобразила умилительно недоуменное выражение лица и вдруг покрылась румянцем

— Я… так тронута. Из всех мужчин, кто говорил мне это, ты больше всех согрел мое сердце, истинно так, — но вдруг она хищно оскалилась. — Только не думай, что тем самым спасешь овечек. Они сдохнут обе, а инвалидом вместо них станешь ты! Сестренка будет заботиться о тебе всю оставшуюся жизнь. Ну так что, кого ты выбираешь первой?

Синдзи опустил взгляд, но после слов Мари, когда в комнате возникла долгая напряженная пауза, он вдруг дрогнул, задрожав, как он невероятного напряжения, поднял голову, и зрачки, будто сами по себе, скользнули к измученной, обессиленной, сокрушенно повисшей на лесках Аянами.

И Мари, радостно хохотнув, подскочила к затрясшейся из-за внутренних судорог и широко распахнувшей в страхе глаза Рей, а затем неожиданно резко вскинула руку, в которой блеснуло неизвестно откуда взявшееся лезвие кухонного ножа, и с тонким лопающимся звуком перерезала лески. Тело голубовласки тут же ухнуло вниз, насев на вершину огнетушителя и частично погрузив в огромную дырочку попки его конусовидный конец, однако ширина столба была слишком большой, плоть глубоко вмялась и сразу же затормозила проникновение, даже несмотря на обильный слой смазки, и глубоко простонавшая через нос Рей начала заваливаться на бок. Но оказавшаяся рядом Мари подхватила девушку за бока, вернула ее в вертикальное положение и установила прямо на вершине огнетушителя. Лески, все еще стягивающие прижатые к телу руки и ноги, из-за машинальных движений голубовласки впились и местами прорезали кожу, и по телу ее засочились редкие, но отчетливые ручейки крови, а сама она мучительно зажмурилась и вскинула вверх голову, громко проскулив болезненным голоском, и из глаз ее вдоль висков потекли страдальческие слезинки, утонув в нежно-голубых, немного растрепанных локонах.

«Нет…»

— И вот он, момент истины. Я подарю тебе самое неизведанное ощущение, на которое способно твое тело и твой мозг. Вам обоим, — безумие на лице Мари превратилось в помешательство. — СДОХНИ!!!

Выкрикнув бешеным голосом, девушка подпрыгнула, уперлась руками в плечи Рей и изо всех сил, используйся ускорение и вес собственного тела, вдавила ту на вздымающийся с пола гигантский столб. И тот, раздвинув до предела и так уже широко раскрытый анус, с тяжелым натяжением утонул на десяток сантиметров в попку, столь глубоко вмяв плоть, что даже ягодицы потеряли свою округлую форму и вобрались внутрь, образовав невероятную по своей форме и размерам впажину. А голубовласка, надсадно пикнув, сжалась и тут же, разрезая кожу лесками, выгнулась струной, запрокинув голову, выкатила красные глаза, на несколько мгновений потерявшие осмысленность из-за боли,