неделю, что я у них пробыл. Когда она кормила кур, то слушала что-нибудь из Генделя, Баха или Моцарта благодаря фонографу с иголкой, звук которого был поставлен на полную мощность. В спальне у неё хранились кипы пластинок, каждая в сером конверте с большой круглой прорезью посередине, чтобы можно было видеть название произведения. Читала она тоже много и дала мне прочесть полное собрание сочинений Анатоля Франса, которого особенно сильно любила. Мадам Вьяль также призналась мне, что ей случается иногда почитывать Пьера Лоти. Но ей было немного стыдно за эту никчёмную забаву, будто какому-нибудь почтенному академику от литературы, который тайком зачитывается дешёвыми детективами.

Ещё до того, как пришёл мсье Вьяль, я знал, что останусь на ферме и что моя основная работа будет состоять не в том, чтобы начищать стойла оставшейся немногочисленной скотины или рвать сорняки, атакующие виноградные лозы после дождя, – нет, я должен буду слушать истории хозяйки, устроившись на пуфике с чашкой чая в руке.

Когда хозяин вошёл в дом, я объяснил ему, что мне о них рассказал Виржилио, что я хочу работать, буду выполнять всё, что он скажет, и так далее.

Он тут же согласился – сейчас мне кажется, что он больше стремился доставить удовольствие жене, чем получить помощь в полевых работах. Я был щуплым и худым и, даже выпятив грудь, вряд ли мог показаться ему крепким парнем. Но главного я добился: меня взяли, и в тот же вечер я оказался в комнатке, которую описывал Виржилио. Жалованье было фиксированным, и я заснул совершенно счастливым: теперь у меня была работа и я больше не объедал братьев, а сам зарабатывал на жизнь.

Сезон активных работ ещё не наступил, и по утрам я уходил со своим патроном, чтобы «немного помастерить», как он это называл. Мы выравнивали сухую каменную кладку, и я должен был держать отвес; также помню, что я размешивал цементный раствор и приносил его мсье Вьялю, который, взобравшись на лестницу, заделывал им дыры в стене сарая. Два утра я провёл, намывая бутылки при помощи ёршика. На мне были резиновые перчатки, слишком большие для меня и доходившие мне до самых локтей. Никогда в жизни не видел такого количества бутылок, погреб был ими просто забит.

Ел я вместе с ними, и во время еды мадам Вьяль то и дело принималась рассказывать какой-нибудь эпизод из своей жизни – как она побывала на выставке в Багателе в июле 1924 года, как впервые вышла в свет, как станцевала свой первый венский вальс с офицером-итальянцем и всё в таком духе.

Вьяль слушал её, покуривая трубку, а потом вставал из-за стола. Я распрямлялся на своем стуле, чтобы последовать за ним, но он жестом останавливал меня.

– Передохни немного, ты сегодня отлично поработал.

У меня язык не поворачивался сказать ему, что я бы лучше предпочёл оказаться с ним в полях или полез чинить кровлю сарая, чем слушать истории про светское общество тридцатых годов. Но я сразу усвоил, что по негласному договору между ним и мной это входило в мои обязанности.

Десять дней протекли между курами, утками, цементом, Анатолем Франсом и нескончаемыми рассказами моей дорогой хозяйки. Меня отлично кормили, и я позабыл про то, что где-то идёт война. Мои наниматели, казалось, не особенно о ней беспокоились. Он считал, что не имеет смыла обсуждать всё это, а она полагала, что война была малоприличной вещью, которой занимались довольно недалёкие, а то и пошлые люди, и что те, у кого был вкус, находили себе другие сюжеты для разговора.

Однажды вечером, после густого супа, в котором овощи, сваренные целиком, были перемешаны с длинными макаронами, я спросил у Вьяля, можно ли мне в понедельник, то есть завтра, спуститься в город проведать братьев. Я поеду утренним автобусом и вернуть к пяти. Он не увидел к тому никаких препятствий и, в то время как его жена играла со мной в шахматы, правила которых она мне растолковала, положил на стол конверт – мой заработок.

На завтрашний день, как и было намечено, я спустился по горному склону. Кроме денег, я нёс с собой бесценные сокровища: яйца, завёрнутые в газетную бумагу и уложенные в коробку из-под обуви, и не меньше килограмма нежирного бекона. Я уже мысленно видел гигантский омлет, который мы с Морисом соорудим, когда придёт время обеда.

Поблагодарив своих хозяев, я направился к Сент-Аньес. Помню, как по дороге обернулся ещё разок взглянуть на ферму, затерянную в ложбине в окружении гор, – эту ферму, где сложилась своя особая жизнь, оказавшаяся счастливой, хотя изначально она должна была быть совершенно иной. Я увидел, как мадам Вьяль, размером с игрушечного солдатика, идёт через двор, и подумал, как было бы славно остаться жить здесь, пока мир не вернётся. Здесь я был бы надёжно укрыт от всех опасностей, которые нужно было просто переждать.

Если бы в тот момент я знал, что никогда больше сюда не вернусь и не увижу Вьялей, это причинило бы мне глубокую боль.

Я был уверен, что в понедельник мои будут дома: в этот день магазины не имели права работать, и они, конечно, ещё нежатся в постели. Может быть, Морис спустился на пляж и гоняет там мяч.

Когда я вышел из автобуса, доставившего меня к фонтану на рыночной площади, ноги у меня так и ныли от желания дать по мячу и зарядить Морису несколько голов. Поэтому я нёсся во весь опор вверх по улице Де Пари, не забывая осторожно придерживать сумку, чтобы не перебить яйца. Вот уже и улица Лонг. Вход в подъезд был открыт, и через мгновение я налёг на дверь нашей квартиры.

Вопреки моим ожиданиям, они уже были на ногах. Альбер и Морис завтракали прямо в пижамах, а Анри допивал свой кофе, стоя у окна. Он был одет в тёмно-синий костюм, белую рубашку и галстук, а на краю стола лежал собранный чемодан.

Ещё до того, как я успел закрыть дверь, мне стало ясно: что-то случилось.

Мы расцеловались, и Альбер с принуждённой весёлостью стал дразнить меня деревенщиной. Я тут же спросил:

– Что происходит?

Молчание. Не разжимая рта, Морис налил мне кофе с обезжиренным молоком. У Анри было осунувшееся лицо, как будто он не спал целую ночь; он взял объяснения на себя.

– У нас плохие новости.

На буфете лежало письмо с кучей штемпелей, на большинстве из которых был изображён орёл. Я сглотнул.

– Что-то с родителями?

Альбер