С этими словами он шагнул в серебряный овал и пропал в нем так же, как и патрон до этого.

Я почесал подбородок. Душный, конечно, этот Иван Николаевич Иванов и занудный – так и охота порой в челюсть ему прикладом заехать. Но, с другой стороны, если он – моя копия, то глупо как-то бить самого себя за свои же недостатки. И дать ему подохнуть там, в зазеркалье, тоже уже как-то не дело. Беда у нас, получается, общая, и мы вместе сюда пришли. Значит, и уходить вместе надо, иначе как-то нехорошо будет, не по-сталкерски.

При этом я, конечно, не забыл, что моя копия настойчиво пытался меня завалить, но это уже другая история. Дойдет дело до разборок, когда он мне Долг Жизни отдаст, – разберемся. А сейчас…

Сейчас мне ничего больше не оставалось, как шумно выдохнуть, взять автомат на изготовку и шагнуть в портал.

* * *

Внутри овала было холодно. Жутко холодно, так что я моментально промерз до позвоночника. Еще немного – и в ледяную статую бы превратился. Но все же, превозмогая окоченение, я со скрипом в суставах сделал еще один шаг – и оказался на поляне, поросшей вполне себе нормальной травой, правда, фиолетового цвета.

Рядом со мной стоял Иван с выражением изрядного офигения на лице. Думаю, на моей физиономии сейчас стремительно формировалось такое же, ибо было с чего.

Для начала, мой двойник отбрасывал три тени, так как в небе над поляной висело два солнца. Одно здоровенное, в полнеба, слегка тусклое, как лампочка в фонаре с подсевшей батарейкой. И второе – сильно меньше первого, яркое, белое, с сиянием как у ламп дневного света. А еще между этими солнцами комета зависла, крупная, не меньше второго солнца, с роскошным светящимся хвостом. Оттого и три тени, м-да… Что ж тут, блин, непонятного. Все просто. Два солнца и комета…

И это еще не все.

По периметру поляны были расставлены – или, правильнее, развешены в воздухе – такие же овалы, по форме как тот, из которого мы с Иваном вывалились. Разные по цветам и размерам, примерно от полутора метров в высоту до двух с половиной. Много овалов, штук двадцать, может, больше. Точно не посчитать, так как обзор противоположной части поляны загораживала большая кузница с пристройками.

То, что это кузница, сомнений не было. Воняла она правильно – разогретым металлом, испарившимся маслом, горелым углем. Ну и перезвон в кузне стоял соответствующий – звонкий «дзынь» маленького молоточка и следом тяжелый «бабах!» здоровенного молота.

– Интересно было бы узнать, в какую это хрень нас занесло на этот раз, – слегка растерянным голосом произнес Иван, практически дословно озвучив мои мысли.

И получил ответ.

– Вас занесло на Распутье Миров, – проговорил чей-то бесстрастный голос рядом с нами. – А теперь стволы убрали, развернулись и свалили туда, откуда пришли.

– С чего это? – поинтересовался я.

– С того, что перед тем, как вы тут появились, из вашей двери патрон вылетел и взорвался, – терпеливо ответил голос. – Значит, вы новички на Распутье, от которых всегда одни проблемы. Потому предлагаю уйти по-хорошему.

– А если по-плохому? – спросил Иван, как и я, прислушиваясь к голосу, который хоть и разносился шелестящим эхом по всей поляне, но определенно шел из одного конкретного места.

Послышался вздох. Так обреченно выдыхают воздух веганы, которых зверски достала назойливая муха – настолько, что они наконец решились ее прихлопнуть. А потом воздух перед нами начал сгущаться и светлеть, быстро превращаясь в светящийся шар размером с волейбольный мяч. И лысому ежу понятно: когда тебя в Зоне вежливо попросили уйти, а ты не ушел, это значит, что тебя сейчас начнут убивать.

Противник был невидим, но какая разница? Ясно же, что это он нечто вроде фаербола формирует. И когда сформирует, у нас с Иваном наверняка появится одна головная боль на двоих.

Потому мы, не сговариваясь, резко сместились – я вправо, он влево – и начали стрелять в невидимого вежливого собеседника. Вернее, в то место, где он теоретически мог стоять.

Однако толку от той стрельбы никакого не случилось. Я видел, как очередь прочертила убедительный пунктир под шаром, но пули словно воду расстреляли. По пространству позади фаербола лишь мелкая рябь прошла – и все…

Плохо дело. По ходу, производителю шаровых молний наши расстрелы были как слону дробина – от очереди Ивана тоже толку не прибавилось.

А фаербол тем временем превратился в маленькую копию белого солнца, которая пришла в движение и резко метнулась в мою сторону.

Я был готов к чему-то подобному. Короткой очередью резанул по шару, одновременно смещаясь в сторону.

Подействовало.

Мои пули для летающей аномалии оказались более действенными, чем для ее создателя. По крайней мере, траекторию этому шару я сбил – он под углом вошел в землю, прочертил в ней черную борозду и вновь взмыл вверх.

Понятно. Судя по вони от мгновенно сгоревшей фиолетовой травы, температура у фаербола была мама не горюй… Если такой руки или ноги коснется, от конечности моментально одна головешка останется.

Потерпев неудачу со мной, шар метнулся к Ивану, но тот оказался шустрым – весь в меня! Кувыркнулся вбок, дал длинную очередь по летающему противнику, аж брызнули во все стороны свинцовые капли от мгновенно расплавившихся пуль. И тоже шару траекторию сбил, причем так ловко, что тот врезался ни много ни мало – в своего создателя, который на мгновение от неожиданности потерял невидимость.

Это был ктулху. Здоровенный, из тех, что живут на болотах, и заметно крупнее своих собратьев, шарящихся по Зоне. У этого еще лапы были необычные: пальцы несоразмерно длинные, с мощными когтями, и этими лапами мутант сейчас уже вертел прямо из воздуха второй фаербол…

Но недовертел. Свое же оружие врезалось ему в башку, отчего ктулху покачнулся и недоделанный следующий огненный шар из лап выронил.

В принципе, завалить обычного ктулху из двух «калашей» – дело реальное, если знаешь, куда стрелять. Но болотного… У него височная кость толще, чем лобная у кабана-мутанта, от которой пули отскакивают. Но когда припрет и понимаешь, что отступать некуда, можно попробовать – после смены разряженных магазинов на снаряженные. Если успеем, конечно, так как у Ивана тоже автомат пустой, а с какой скоростью в случае чего умеют двигаться болотные ктулху, я знаю не понаслышке.

Он и рванулся ко мне, занося