Шрифт:
Закладка:
О том, что ежедневная пресса стала играть жизненно важную роль в обществе, свидетельствует ряд посвященных этой теме современных статей. В 1861 году «Русский инвалид» опубликовал фельетон под названием «Идеал петербургской газеты», в котором автор размышляет о преимуществах газет перед журналами. Однако эта «идеальная» газета была всего лишь плодом воображения фельетониста: в то время можно было только предполагать, как могла бы выглядеть массовая газета[219]. Но уже четыре года спустя городская газета «Петербургский листок» выпустила обширный репортаж о девяти ежедневных периодических изданиях, выходивших в столице: семи русскоязычных изданиях, одной газете на французском языке, «Journal de St.-Petersbourg», и одной на немецком, «Petersburger Zeitung»[220]. Что касается русскоязычных ежедневных газет, каждая имела индивидуальный характер и конкретную аудиторию, но при этом разделяла общие характеристики массовой прессы, такие как акцент на фактах и частных деталях, ориентацию на широкую публику и приоритет тем, связанных с национальным вопросом [McReynolds 1991: 7]. Для этого появились новые жанры и рубрики. Руководящая статья, возникшая в 1860-е годы, была одной из уникальных особенностей ежедневной прессы. Другой ее чертой был газетный фельетон, который вскоре стал главной площадкой для диалога между газетой и читателем. Заграничные депеши помогали разнообразить содержание и в итоге способствовали уникальному телеграфному стилю газеты, в то время как коммерческие объявления, помимо обеспечения финансовой независимости, привнесли в текст типографическое разнообразие [Березина 1965: 54–59].
В декабре 1900 года, как бы подводя итог этой тенденции, журналист и издатель Ф. И. Булгаков писал:
Теперь всего больше читаются газеты. Чтение их стало необходимостью, и нельзя отрицать того, что они быстро и зачастую добросовестно распространяют сведения, хотя и весьма отрывочные. Это чтение ежедневно сообщает что-нибудь интересное и направляет на другое чтение. Едва поднявшись с утреннего ложа, мы не можем обойтись без того, чтобы нас во мгновение ока не прокатили по Европе, Азии, Африке и Америке. Помимо того, нам желательно, чтобы распространялись и отстаивались именно наши мнения (т. е. обыкновенно предубеждения, навеянные нам посторонними). Читателям газет единственно можно было бы пожелать читать любимую их газету с некоторой критикою и чтобы они этим чтением не удовлетворялись уже до такой степени, чтобы быть неспособными наслаждаться другим чтением[221].
Растущее число газет обслуживало все более разнообразную читательскую публику. С распространением ежедневной прессы русский читатель смог также познакомиться с множеством дискурсов о национальности. Уортман пишет: «В атмосфере относительной свободы после отмены крепостного права появились выражения конкурирующих мнений о том, что представляет из себя нация». Либеральная газета «Голос», например, представляла Россию как современное национальное государство; славянофильский «День» искал истоки нации в крестьянах; «Русский мир» предлагал панславистский образ России как лидера славянства [Уортман 2004: 191]. Различные местные политические группировки претендовали на то, чтобы говорить от лица целой нации [Weeks 1996: 21]. Разные органы периодической печати, многие из которых имели явную связь с тем или иным конкретным лагерем, высказывали все эти параллельные версии национальной идентичности. Изменчивость и неустойчивость дискурса были, возможно, единственными постоянными величинами в этом калейдоскопе меняющихся позиций и точек зрения.
Любимой петербургской газетой в 1860-е годы была, несомненно, газета «Голос». Журналист «Петербургского листка» определил выигрышное положение ежедневной газеты в 1865 году следующим образом: «“Голос” более других удовлетворяет разнообразным вкусам читающих газеты и ищущих в них новостей по всем отраслям политической и общественной жизни как нашего отечества, так и иностранных государств и народов»[222]. Другой современник провозгласил «Голос» «руководящим органом русского “общественного мнения”»[223]. Ученые также характеризовали его в превосходной степени как «наиболее законченный тип буржуазно-либерального газетного органа» [Березина 1965: 47]. Газета позиционировала себя как орган, который «был создан реформой и всегда служил реформе», по выражению многолетнего автора «Голоса» Михневича. Во времена великих социальных потрясений «Голос» отвечал потребностям образованных русских ставить вопросы и искать ответы [Михневич 1878: i–ii]. Все возрастающее число подписчиков газеты говорит за себя: если в 1865 году тираж «Голоса» составлял примерно 5000 экземпляров, то в 1870 году это число выросло до 11 000, а к 1877 году оно достигло 23 000 [Есин 1971: 39]. Ключ к такому феноменальному успеху был двояким: пресловутая «коммерческая душа» ее издателя Краевского, сделавшего из литературы индустрию, и появление нового типа читателя[224].
Новая читательская аудитория массовой газеты состояла преимущественно из представителей так называемого среднего сословия. Хотя оно не являлось строго определенным классом в европейском смысле, но становилось все более заметным в русском обществе, особенно когда ежедневная пресса предоставила ему площадку[225]. «Средний читатель», за которого боролись газеты, был относительно новым социальным явлением в России 1860-х годов. Первой эту читательскую аудиторию начала взращивать «Северная пчела», удовлетворявшая интересы низших слоев чиновничества, слуг и купцов[226]. Лояльность «Голоса» к читателям из этого среднего сословия была очевидной для современников. По мнению одного из журналистов, газета была «точным снимком с нынешнего среднего, преимущественно чиновничьего, русского общества»[227]. Точно так же и газета «Сын отечества», выходившая тиражом 20 000 экземпляров, представляла своих читателей как принадлежащих к тому же социальному типу[228]. Любопытно, что газеты предполагали, что их читатели были лишь частично образованы; помимо других преимуществ, ежедневная пресса давала возможность улучшить свое образование[229]. В 1863 году на страницах еще одной ежедневной газеты, «Северной почты», появилось следующее подробное описание широкой публики:
Число читателей увеличилось… до такой степени, что не только в библиотеках, но буквально на каждом шагу вы встречаетесь с какой-нибудь газетой. Всякий лавочник и приказчик, пользуясь минутой досуга хватается за газету. В мясных лавках и даже на улицах постоянно встречаются их листы, где-нибудь на скамейке присядет с газетным листом какой-нибудь грамотей, и вокруг собирается группа слушателей. Иной с трудом разбирает текст по складам, а все-таки читает, и притом вслух. Политические известия от этого популяризируются чрезвычайно быстро и понятия читателей успешно обобщаются[230].
Новый читатель требовал нового писателя. Если журналистика традиционно была прерогативой интеллигенции, то массовая пресса была «укомплектована людьми, не обремененными интеллектуальной традицией» [von Geldern, McReynolds 1998: xviii]. Массовые ежедневные газеты, как, например, «Голос», занимали среднее положение между толстым журналом и так называемыми «народными газетами», намеренно упрощенными для грамотных крестьян и ремесленников. Эти непритязательные издания, в отличие от ежедневных газет общего характера, обычно обращались к читателю свысока, что не способствовало их популярности в социальных кругах за пределами предполагаемой аудитории[231].
Для поддержания открытого диалога между газетой и читателем издатель «Голоса» Краевский предлагал подписчикам из провинции присылать для публикации актуальные сведения, связанные с их родными городами и деревнями. Более того, он представил газету как заботливого спутника: чтобы угодить читателю из всех слоев общества, газета даже разрешала подписчикам платить в рассрочку. Краевский подчеркивал важность «деятельной инициативы самого общества» для достижения гражданского духа. Стимулирование этой гражданской активности было самопровозглашенной ролью «Голоса», который «расширил основу того, что составляло “публику”, приглашая все больше и больше разных русских объединяться в орган мнения»[232]. Современники признавали его своего рода конструктом (что всегда неизбежно). Журналист С., например, критично
