Сейчас как раз Клименко и отбирал желающих и умеющих доить коров. Таких оказалось гораздо более двадцати, да к ним присоединились ещё и санитары — всем надоело сидеть без дела. Но превысить количество добровольцев Клименко не решился.

Краснопеев, как всегда с ним бывало в подобных случаях, с досады, что вышло не по его, уже пропустил солидную порцию спиртного и только что собирался повторить возлияние, как к нему постучался Сангородский.

Надо сказать, что с этого утра командир медсанбата оккупировал одну из специальных санитарных машин для своего личного жилья. Он приказал выгрузить из неё лишнее, по его мнению, оборудование и кое-какие хозяйственные вещи, загруженные заботливым Прохоровым. Сейчас всё это имущество валялось недалеко от машины и начхоз Прохоров тщетно ломал голову, куда бы его распихать — все машины были заполнены до отказа. Особенно его смущала палатка ДПМ, которую просто некуда было засунуть.

Забегая вперёд, скажем, что командир медсанбата Краснопеев и вскоре присоединившийся к нему незадачливый комиссар Барабешкин поселились в этой машине и прожили там до самого своего последнего дня пребывания в медсанбате. Из машины они, особенно Краснопеев, показывались на глаза подчинённым очень редко.

Прерванный приходом Льва Давыдовича Сангородского «на самом интересном месте», Краснопеев сердито повторил:

— Так кто же дежурный?!!

Лев Давыдович вначале попросту не понял этого вопроса, он так был рад, что медпункт развёрнут, и притом в такой короткий срок, что предполагал, что и командир медсанбата обрадуется вместе с ним и сейчас же побежит его осматривать, но этого не произошло, тот отнёсся равнодушно. «А может быть, так и нужно», — подумал Сангородский и, сообразив, наконец, ответил:

— Дежурное отделение доктора Алёшкина.

— Ну, смотрите, чтобы всё в порядке было. Скоро, наверно, начсандив приедет. Можете идти. — буркнул Краснопеев и принялся за прерванную закуску.

Сангородский, человек несдержанный и ненавидевший всякое чванство, был возмущён до глубины души и, спускаясь по ступенькам санитарной машины, посылал этого чинодрала-командира ко всем чертям — конечно, про себя. Обо всём этом и о своём состоянии он гораздо позже рассказал друзьям, в том числе и Борису. Сейчас же он только передал приказание, «чтобы было всё в порядке», и сказал:

— Товарищ Алёшкин, сегодня по медпункту будете дежурить вы со своим отделением, а завтра вас сменит доктор Дурков.

— Есть, — ответил Борис.

Он надел халат, уселся около стола и, воспользовавшись случаем, решил познакомиться со своим отделением. Собственно, это было впервые, когда всё отделение собралось вместе. До сих пор занятия проводились или с врачами, или с медсёстрами, или с санитарами по отдельности, а всё свободное от занятий время врачи проводили по земляческим группам. Борис находился в группе с Перовым, Дурковым, Картавцевым и Скворец — они все приехали из Нальчика.

Так вот, сейчас на дежурстве, по мнению Алёшкина, на совершенно бессмысленном дежурстве, в ожидании появления начальства, Борис и решил познакомиться со своими помощниками. Именно тогда он о каждом из них и узнал всё то, что мы описали немного раньше, а некоторые мысленные дополнения к характеристике каждого сделал уже потом, испытав их в работе.

Незаметно подошло время обеда. Каланча сходил к кухням, которые дымились, притулившись к забору совхоза, и принёс на всё отделение большую кастрюлю супа из мясных консервов и почти такую же кастрюлю рисовой молочной каши. Вслед за тем он доставил хлеб и миски.

Все поели с большим аппетитом, а начсандива всё ещё не было. «Хоть бы скорей приезжал что ли, — думал Борис. — Сходить бы посмотреть, что там наши делают. За целый день даже и не подошли к медпункту», — уже сердился он. А его друзьям было не до медпункта: по распоряжению начсандива Перов и Тая должны были срочно получить имущество противохимической защиты для всей дивизии, в частности, противоипритные пакеты. Их нужно было хранить в медсанбате и именно в санитарном взводе, в отделении противохимической защиты, которым как раз и командовала Таисия Никифоровна. Получив такое приказание, командир медсанбата велел срочно разгрузить от хозяйственного имущества одну из полуторок, и Перов с Таей поехали на ней в Ленинград, где и должны были с одного из складов получить эти злосчастные пакеты. Их сопровождали два санитара из Таиного отделения. Всё это Борис узнал потом, а сейчас его обижало невнимание к его работе этих наиболее близких ему людей.

Тут, пожалуй, уместно будет рассказать о том транспорте, которым был обеспечен медсанбат: по штатам ему полагалось иметь 16 санитарных машин и восемь грузовых. Фактически было получено на две машины меньше, причём специальных санитарных машин было получено всего десять, остальные шесть следовало изготовить самим, приделав к обыкновенным полуторкам фанерные кузова. Но пока ни фанеры, ни мастеров, которые бы это могли сделать, в распоряжении медсанбата не имелось, а командир об этом не очень-то беспокоился.

Алёшкину рассказал об этом командир автороты Сапунов, забежавший в медпункт, чтобы выяснить, не нужна ли будет санитарная машина. Борис направил его для решения этого вопроса к Сангородскому.

Глава шестая

Дежурить было скучно. Все приготовления оказались закончены, лейтенант Сапунов ушёл, и Алёшкин сидел на каком-то обрубке дерева около входа в дом. Затягиваясь «Казбеком», которым он сумел запастись на вокзале в Софрине, он задумался. До этого таких дорогих папирос ему курить не приходилось, ведь все последние годы с деньгами было туго, и он курил самые дешёвые папиросы «Норд», а часто даже резаный табак, продаваемый кабардинцами. Такую роскошь, как «Казбек», он мог себе позволить, только получив деньги здесь, в армии. Невольно его мысли перенеслись в Александровку: «Как-то они там? Получила ли Катя переведённые ей деньги, здоровы ли…» В этот момент его внимание привлёк небольшой столбик пыли, поднимавшийся от быстро мчавшейся по шоссе машины.

— Наверно, начсандив, — сказал Борис сидевшим с ним санитарам.

— Нет, — спокойно ответил Аристархов, — начсандив на полуторке не поедет, у него «Эмка» есть.

Он был прав, это действительно была полуторка, которая в этот момент уже поравнялась со зданием совхоза и резко затормозила. Из кабины выскочил знакомый Алёшкину, ехавший с ним из Нальчика, врач Иванцов. Увидев белый халат Бориса, он подбежал к нему и, явно не узнавая его, взволнованно спросил:

— Здесь, что ли, медпункт?

— Здесь, — ответил Алёшкин, — а что случилось?

— Да вот у меня один чудак каким-то образом себе ногу прострелил. Рана, кажется, пустяковая, кость не задета, а кровь так и не останавливается.