Шрифт:
Закладка:
Картина эта поступила к Павлу Михайловичу позднее.
Риццони отвечает на поручения Павла Михайловича, а также от себя извещает о выставках, конкурсах и находках. Деятельность и живость его поразительны. Он пишет: «Крамскому поручение Ваше передал, он очень обрадовался Вашим предложением и сегодняшнею почтою обещался написать Вам. От Волкова ответ насчет Брюллова еще не имею. Жанриста Клодта не нашел дома, не мог узнать насчет пейзажиста, где не спрашивал об нем… Сегодня еще пойду к Мих. Петр. У Монигетти не успел быть вчера вечером, пойду сегодня».
«27 субб[ота]. Сегодня отвечаю Вам на все вопросы подробно. Горностаева согласна уступить Вам Брюллова за 500 рублей. В случае согласия с Вашей стороны обратитесь к Волкову. (Пав. Ник. Волков на Вас. Остр.)
Клодта вчера искал до поздней ночи… Я пустился искать его отца. Сегодня утром узнал, что он уехал в деревню Симендяево, Смол. губ… Верещагина акварель можно приобрести, она не продана. Верещагин желает за «Colombarium» 60 руб., хотел в случае приобретения прибавить фигуру ради размера.
Вопрос о Монигетти только остается неразрешенным… Пойду сегодня в 4 часа к нему с Лавеццари, мой хороший знакомый, который мне именно говорил о том, что Монигетти желает будто продавать. Как только узнаю, тотчас напишу…».
Без числа: «Письмо Ваше получил перед отъездом. Немедленно пошел к Щедрину, не застал его дома… Просил его жену передать ему Ваше желание… Почему именно просите уступить этот портрет… Встретил Крамского, он говорит, что Вам немедленно написал и что назначил за портрет 500 рубл. Мне эта цена показалась дорого, и я ему сказал, что Перов взял за портрет Писемского 350 руб., на что он ответил, что «очень может быть, но я меньше 5-ти сот никак не возьму – откажусь от этой работы». Круто сказано!
Был у Монигетти, не застал его дома. Если он в случае продаст своего Брюллова, то он все равно обратится к Вам… Как Вы порешили с Горностаевским Брюлловым? Сегодня… еду домой, чему ужасно рад!»
«1 Окт. Депешу и письмо с переводом получил. Перевод отдал Волкову и с ним вместе поехал к Беггрову, чтобы передать Брюллова для немедленной пересылки… Сию минуту встретил Щедрина, он мне говорит, что охотно уступает Вам портрет дяди, потому что он будет иметь у Вас значение. Щедрин Вам завтра напишет и хочет назначить цену 300 руб… Верещагину передал, что акварель Ваша, он прибавит фигуру монаха в белом костюме.
Еще новость и довольно интересная: вчера встретил нечаянно дочь покойного Егорова, видел у нее 5 вещей этого художника, из которых в особенности одна («Голова мальчика» написана в 1812 и сохранена удивительно), подходит к Вашему собранию. Когда Вы будете здесь в октябре, то непременно взгляните. Из Риги напишу подробно. Теперь просто невмоготу. Прощайте, всего Вам лучшего…».
«4 окт. Рига… Хотел Вам насчет Егорова написать несколько подробнее, из Питера было некогда. Вот в чем дело. Как будете в Петербурге в октябре, то заезжайте на В.О. по среднем проспекте в 13 линии, в казенном доме призрения бедных спросить полковницу Розлачь. Вот дочь Егорова. У нее Вы увидите: № 1. Купающиеся нимфы, № 2. Этюд мальчика, № 3. Этюд головы старика… № 4. Избиение младенцев… № 5. Варвара великомученица, № 6 и № 7. Воскресение Спасителя и положение во гроб… хорошенькие эскизики, № 8. Матерь божия, молящаяся. В особенности голова молодого человека под № 2 для Вас очень подходящая».
22 ноября 1869 года Риццони пишет по поводу портрета Тургенева, заказанного Павлом Михайловичем Гуну: «Когда я Гуну говорил об этом деле весною, то он струсил, говорит: «опасно взяться за портреты с такого господина, сейчас обругают», а у нас на этот счет молодцы… Кроме Гуна мог бы только пожелать, чтобы Перов его писал, но Вы не хотели все портреты одного и того же мастера, а то, разумеется, был бы за Перова. Как Вы покончили с Крамским на счет Гончарова?».
Надо сказать, что желание Павла Михайловича иметь портрет Гончарова было началом переписки и затем знакомства с Крамским.
В конце 1869 года между ними состоялся обмен письмами, о которых мы уже знаем от Риццони.
26 сентября Крамской писал: «Поручение Ваше, переданное мне Алекс. Риццони, написать портрет Ивана Александровича Гончарова, к моему крайнему сожалению, не может быть исполнено скоро, так как я уезжаю в первых числах октября за границу на два месяца.
Однако же, имея в своем распоряжении целую неделю, а может быть, и 10 дней, я сегодня же был у Гончарова, полагал начать портрет немедленно, но И в. Алекс. предпочел отложить до моего возвращения, потому, как он сказал, что надеется к тому времени сделаться еще лучше. Во всяком случае, портрет ближе января или накануне Нового года быть у Вас не может.
Цена моя за коленный портрет в величину Писемского 500 р. серебр.».
Павел Михайлович ответил 29 сентября:
«Милостивый государь Иван Николаевич! Я очень сожалею, что не мог увидать Вас лично в Петербурге и никак не успел зайти к Ивану Александровичу (я всего только один день оставался в СПБурге), я бы упросил Ивана Алекс, посидеть теперь же, не откладывая; в декабре погода для работы будет самая неблагоприятная, да к тому же мне очень хочется поскорее иметь портрет; если бы Вы могли отложить поездку на несколько дней и уговорить Ивана Александровича, чтобы сделать портрет теперь же, – я был бы Вам очень благодарен.
За портрет А. Ф. Писемского Перов взял 350 рублей. Но я согласен на Вашу цену, я желаю только, чтобы портрет глубокопочитаемого мною Ивана Александровича Гончарова был отличный, и уверен, что Вы употребите все средства, чтобы он вышел таким – так как Вы, вероятно, также любите и уважаете Ивана Александровича.
С искренним почтением имею честь быть преданнейшим вашим слугой
П. Третьяков».
В следующем письме Крамской пишет, что занят и торопится уехать. Павел Михайлович просит его немедленно заняться портретом по возвращении из-за границы, причем прибавляет: «…в половине декабря я буду в Петербурге и тогда надеюсь лично познакомиться». В декабре им познакомиться не удалось, и опять идет переписка. Гончаров оттягивает, ссылаясь на нездоровье, на непогоду, просит отложить до
